Книга Президент Московии. Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Дворовое сообщество без антагонизма принимало пришельцев, быстро теряющих свою холеность. Некоторая отчужденность существовала, но социальной ненависти не было и в помине. И это радовало Чернышева: он постоянно утверждался в своем убеждении, что собаки лучше людей. Всё прибывающие изгои, остро пережившие трагическое крушение не только и не столько условий своего существования, сколько потрясение от внезапно открывшейся бездны человеческой души – это была уже незаживающая рана, – постепенно осваивали новое пространство бытия, его кондиции, законы, традиции, медленно, но верно врастали в новое собачье сообщество. Однако различия всё же проявлялись и сказывались они, прежде всего, в отношении к Олегу Николаевичу. Представители «бывших», испытывая беспредельную обиду на человечество, не могли всё же преодолеть естественного влечения к конкретному человеку, их неумолимо тянуло прижаться к нему, почувствовать его теплую ладонь на своем загривке, услышать его голос, напоминавший им их прежнюю добрую жизнь. Уже на вторую ночь, когда он улегся на свое новое ложе в заброшенной квартире второго этажа, где случайно нашелся старый протертый ковер, – сложенный пополам он мог служить как бы матрацем, – к нему на грудь взобралась некогда белоснежная девочка кокапу – помесь кокера и пуделя – и, пристально глядя в глаза, тоненько заскулила о своей пропащей судьбе и о необходимости уделить ей внимание, к которому она так привыкла. Он погладил её по худенькой спинке, почесал за ушком, она ткнулась мокрым холодным носиком ему в руку – ещё, затем ещё «ещё», а потом замолкла, благодарно облизнула его руку, затем нос и, свернувшись калачиком, улеглась прямо на его груди. Правда, пролежала там она недолго: понимая, что ему неудобно, она перебралась к ногам, где и устроилась на всю ночь. Так они стали спать постоянно. К Люсе-Дурындусе моментально присоединился ещё один близкий родственничек – у живота Чернышева пристроился молоденький – трехлетка, не больше – английский бульдог. У него был чрезвычайно грозный вид, но в глазах таилась такая любовь и преданность, светился такой незаурядный ум, проявившийся, кстати, позже при самых непредвиденных обстоятельствах, такое понимание ситуации, сочетающееся с юмором, без которого, конечно, в этом мире можно повеситься, – что расстаться с ним не было никакой возможности. Так они и спали вместе: Люся-Маруся-Дурындуся, сэр Арчибальд и Василий Иванович – Вожак стаи. Когда Чернышев впервые назвал его Василием Ивановичем, Василий Иванович удивленно глянул, как всегда, исподлобья и фыркнул. Но затем стал привыкать и на четвертый раз даже изволил повилять хвостом. С Вожаком отношения выстраивались непросто. Поначалу прямой родственник кавказской овчарки или московской сторожевой ревниво присматривался к синепальтовому пришельцу. Мужчина, похожий на человека, конечно, не знал всех тонкостей собачей жизни, не разбирался во взаимоотношениях внутри стаи или, скажем, Скатертных с Поварскими или Кисловскими. Он, естественно, не мог вести сородичей Вожака к потаенным заначкам прекрасных продуктов, экспроприированных при налете на склады Стратегического запаса еды в ту новогоднюю ночь, когда пали смертью храбрых три собаки, а перепившие охранники двух своих, не глядя, укокошили. Не мог, потому что не знал этих мест, да и нюх у него был не собачий. Он не мог загодя чуять опасность со стороны подкрадывающихся конкурентов или, что в разы хуже, агентов подотделов очистки. Многого не мог делать Мужчина. Но он мог приходить с кругами краковской или полтавской, а на свете, как известно, нет ничего сокрушительнее, нежели запах настоящей полукопченой колбасы. Посему у Василия Ивановича были большие основания предполагать, что пришелец вознамерится освоить его – Вожака позицию. Народ пошел бы за колбасой. Однако этого не произошло, и становилось понятно, что никаких таких поползновений у Мужчины нет. Человек в сереющем пальто постепенно и неотвратимо становился духовным лидером, не опускающимся до суетности бытия, тем отстраненным и возвышенным авторитетом, который хранит незыблемую систему Светской Власти четвероногого мира, тем самым ещё больше сакрализируясь в сознании и душах нового социума. Нет, Чернышев не гнушался и бытовых проблем. Он всегда был готов заняться поиском клещей, одолевавших собак в весеннее время, помочь обустроить к зиме индивидуальные жилища, расположенные в насквозь продуваемых брошенных квартирах некогда знаменитого дома, обеспечить своих сотоварищей пропитанием в трудные моменты и выйти с палкой на поле боя в случае крайней необходимости. Однако всё это и многое другое он делал с молчаливого одобрения или разрешения Вожака, и это Вожаком ценилось, особенно потому, что одобрение или разрешение испрашивалось пред очами всех членов стаи. Василий Иванович устраивался со стороны спины Олега Николаевича – как правило, Чернышев спал на левом боку. Василий Иванович, стало быть, прикрывал его тыл. Вожак обычно долго сидел у спины засыпающего Чернышева, внимательно осматривал окрестности, прислушивался, принюхивался, затем глубоко вздыхал и растягивался во всю свою длину. Вскоре они засыпали, шумно, мерно и спокойно посапывая.
И видели они прекрасные сны. Люся-Маруся-Дурындуся видела маленькую хорошенькую девочку, которая когда-то ласкала её, прижимала к груди и говорила: «Ты моя хорошая, ты моя доченька!» И Люся жалобно плакала во сне, так ей было хорошо. Сэр Арчибальд никогда не плакал, он глухо-басовито ворчал что-то нечленораздельное и глубоко по-стариковски вздыхал, а во сне он видел большой кирпичный дом, аккуратно подстриженный газон – «на аглицкий манер», своего пропавшего младшего брата и блестящие ботинки хозяина, которые так упоительно пахли покоем, комфортом, сытой жизнью. Он тихо похрапывал и плотнее прижимался к животу своего нового покровителя. Василий Иванович прошедшую жизнь не вспоминал: сон был скоротечен и не имело смысла омрачать его. Видел он, как правило, хорошую говяжью кость, а иногда и сучку афганской борзой, которая, увы, состояла в стае Поварских, но на него – Василия Ивановича – поглядывала хоть издалека, но с интересом.
Чернышев же снов почти не видел, а если и видел, то внучатого племянника – своего любимца. Они стояли на берегу озера, Майкл сидел у него на плечах, держась ручонками за уши, потом они с двоюродным зятем хорошо пили водку под квашеную капусту и отварную с укропом картошку с селедкой, хотелось бы пива, но пива не было. В этом месте Олег Николаевич обычно просыпался от острой боли в области сердца и, особенно, под желудком, а также жажды. Он пил из заранее приготовленной бутылки несвежую воду, переворачивался на правый бок, и сэр Арчибальд, не открывая глаз, перемещался вслед за его животом, Василий Иванович, ворча, также менял диспозицию, и они продолжали спокойно спать, мерно и шумно посапывая…
Понимая, что денежные знаки, максимально экспроприированные при уходе из Кремля, рано или поздно закончатся, Чернышев иногда – раз в неделю, не чаще – делал выходы в свет – в столовую Salvation Army. Там он баловал себя горячим обедом – он скучал без супов, хотя давно потерял аппетит, заставлял себя есть, чтобы не протянуть ноги – и запасался деликатесами для своих румейтов, что являлось главной целью его визитов. Дело было в том, что в столовой, которая располагалась в Малом Кисловском переулке, недалеко от бывшего ГИТИСа, а ныне Академии подводного ориентирования (которая тоже закрылась из-за отсутствия абитуриентов), у самой приграничной со Стеной зоны, на кухне этой столовой поваром работал волонтер из Новой Зеландии. У слышав безупречный английский Олега Николаевича и соотнеся этот безупречный английский с внешним видом его носителя, новозеландский кулинар проникся симпатией к Russian Crazy Hippy, который имел много собак – сам повар тоже держал дома в Окленде немецкую овчарку и длинношерстную таксу, – поэтому он приготавливал к приходу своего посетителя увесистый мешок с костями, ошметками мяса, всевозможными деликатесными объедками вроде недоеденного гуляша, картофельного пюре на масле, спагетти, яичницы с беконом. Олег Николаевич немного лакомился сам, но основное содержимое мешка отдавал своим друзьям, устраивая им праздник жизни…
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Президент Московии. Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский», после закрытия браузера.