Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
— Нет такого слова — вися. Я иногда так уматываюсь, что в метро начинаю дремать, стоя в толпе. Один мой товарищ утверждает, что в армии во время маршев он спал на ходу.
— Нет такого слова — маршев, понял?
— В армии все есть. А она симпатичная.
— Ничего особенного. Офелия, о нимфа!..
— Потому что у нее все хорошо, это сразу видно.
— Хорошо, что Митяя не было. Как она эту записочку, за хвостик — и обратно в стол… Не надо ей. Что было, то быльем поросло. А он хранит…
— Хранил бы, забрал с собой, он же не забрал.
— Может, ему трудно у себя держать, а выбросить рука не поднимается…
— Психолог ты наш, инженер человеческих душ, — вздыхает Петя. — Человека не видела, а уже дедуцирует. И вообще, какое наше дело, а?
Вялая перепалка, жара, коротенькая стрелка на часах по двинулась на одну двенадцатую, сколько нам еще тут сидеть?
В коридоре топот. Вбегает Баев, пытается запереть дверь, мечется по комнате, ищет, где можно спрятаться, открывает шкафы, заглядывает под диван:
— Тьфу ты, черт. Низкий, не залезешь. Короче, запирайтесь и сидите тихо. Сюда Самсон разгневанный несется.
Снова топот, дверь сотрясается от ударов. Голос Самсона: Баев, открой! Я знаю, ты здесь. Не дури, чесслово!
Баев вспрыгивает на подоконник, перебирается на карниз и, держась руками за откос, скрывается из виду, сделав на прощание победную козу.
Петя: Не надо паники, там широченный подоконник, общий с соседями, ты же знаешь.
Я: У Баева семь жизней, одной больше, одной меньше, какая разница. Он падать будет — сальто сделает, чтобы народ внизу потешить, а потом встанет на ножки и дальше пойдет.
Петя: Высокие у вас отношения. У всех троих.
В комнату врывается Самсон:
— Где Баев? Только не говорите, что его нет. Я видел, как он сюда заруливал.
Деловито исследует углы, потом направляется к соседней двери, откуда раздается веселый ржач на два голоса. Снова колотит в дверь, появляется Баев, за ним еще какой-то долговязый. Самсон хватает Баева за рукав и выводит в коридор. Долговязый, давясь от хохота, обращается к нам:
— Предупреждать надо, а то я уже решил, что у меня белая горячка началась.
— Мы сами не ожидали. Привет, я Алексей, а это Ася.
— Привет. Я ваша соседка, новая жена Митяя.
(Сорвалось, не удержалась, но зато какой эффект!..)
— Аська, брось свои шуточки, — отмахивается Петя. — Дмитрий, которого я пока не имею чести знать, пустил на свою жилплощадь эту барышню и ее мужа, который только что влез к вам в окно.
— Энергичное начало дня, — отвечает сосед, плюхаясь рядом с нами. Руки-ноги длиннющие, как будто пополам сложился.
— Ничего себе начало, уже три часа, — замечаю я вскользь.
— Обычное дело. У нас тут нечто вроде клуба по интересам, общество юных физиков и математиков…
— …с которыми вы, по всей видимости, до утра интегрировали?
— Могу и вас порекомендовать в члены нашего кружка. На этом этаже и на следующем сплошные кружковцы.
— Давайте перейдем на ты. И скажи наконец, как тебя зовут.
— Как у Лермонтова: Максим Максимыч. Но мои ученые товарищи зовут меня Кубик.
— Почему Кубик? Ты вроде бы такой… продолговатый.
— Потому что я еще и Максимов, да.
— А, понятно.
— Что тебе может быть понятно, если ты математики не знаешь, — встревает Петя, которому кажется, что я слишком усердно улыбаюсь соседу.
— Между прочим, у меня по математике снова пять. Я пересдала.
— Да хоть десять. Гуманитарий, что с нее возьмешь, — это он Кубику, чтобы провести демаркацию границ — мы, мол, с тобой, парни хоть куда, а она вылезла в калашный ряд. — Поставлю самовар, выпьем за знакомство. Ух и натерпелся я, когда Баев в окно полез…
— А представьте, каково мне было! Сплю я, значит, и снится мне, что в комнату кто-то ломится. Продираю глаза и вижу, что в окно — на тринадцатом-то этаже — ногой стучит неизвестный гражданин: «Пусти, мужик, очень надо!». А потом в дверь начинает колотить другой мужик, которому тоже очень надо. Что они там не поделили?
Входит Баев, рожа вороватая, довольная, как у кота. Уладил конфликт, да так скоро!.. Наелся сметаны. Видимо, с Самсоном мы и в новом сезоне не расстанемся.
— Ладно, ребята, не буду вам мешать, — засобирался Кубик, юноша интеллигентный и занятой.
— По-моему, это мы тебе помешали, — учтиво поправил его Баев.
— Вы очень кстати меня разбудили, на работу пора. Я вечером зайду. Будете дома?
— Сколько я с ними знаком, а еще ни разу не слышал ответа на этот простой вопрос, — сказал Петя с нажимом, наболело у него.
— Заходи когда хочешь, — сказал Баев, — здесь недалеко.
— Лады. Могу устроить вам экскурсию по ГЗ и по этажу, с нашими познакомлю. Ну, до вечера.
Баев: Митяй заходил? Петя: Нет, зашла его жена. Я: И ребенок зашел. П., с досадой: Опять ты… Я: А как надо было сказать? Что его внесли и вынесли? Б.: Ну и фиг с ним. А что у нас есть поесть? П.: Кажется, я это уже где-то слышал. Махнем в Питер?
Так мы и познакомились с тринадцатым этажом. Митя в тот вечер не объявился; Кубик провел нас аллюром по всем комнатам, мужским и женским, пьяным и трезвым, и я снова вспомнила, что такое общажная перенаселенность, перекрестность и взаимоопыляемость, густая, как питательный бульон, в котором ты плаваешь, как маленькая инфузория, прозрачная от макушки до пят, со всеми своими рибосомами и митохондриями, романами и разводами, просветлениями и хандрой; где не удается остаться одному и это здорово, потому что сейчас время быть с кем-то; где ящик пива «Хамовники» принимается как должное и расходится в момент, но закон сохранения количества вещества ненарушим, поэтому на мели остаться немыслимо; сегодня ты, завтра кто-то другой, а взаимозачеты пускай ведет небесная канцелярия; и пусть это ненадолго — а что здесь вообще надолго? — спасибо таинственному Дмитрию Соколовскому за второе дыхание, уж теперь-то мы своего не упустим, ужо покажем тебе, держись, высотка!..
Может, этот день был лучшим из наших дней? И ночь принесла, и осыпала нас, и оставила вдвоем?
Как бы не так. Петя, конечно, заснул на диване. Потом повалили новые знакомые. Потом Митька… Одна крошечная зацепка: тикающие часы, сонная тишина, светает, и Баев говорит мне — Аська, мы дома, понимаешь? Глаза блестят, вот-вот расплачется, как в былые времена.
Давненько мы его слез не видали. Говори мне теперь, что человек по природе своей зол. Ни за что не поверю.
P. S.
Спустя энное количество лет побывала в секторе «Б», занесла нелегкая. На дверном косяке те же зарубки — ремонта это здание, видимо, не дождется. Первое сентября, день рождения Кота, ему подарили кошку, кошка сбежала, Рижанка обиделась, гости уверенно повышали градус, и пока они еще держались на ногах, мы поставили их к стенке и увековечили, а потом Митька вышиб Лёхе дверь, и я укладывала его спать… Романы, попойки, экзамены, ничего особенного, банальщина. Как там у Гарделя: Hacen bien de divertirse y tirar por la ventana // ese cacho de la vidа que se llama: «juventud». И они развлеклись на всю катушку, а потом выкинули в форточку эту хрень, которая называется «прекрасная молодость». Нам конкретно за тридцать, в Митькиной комнате живет ботанического вида юноша, он любезно пустил меня сфотографировать зарубки, для истории, и вот что получилось:
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
