Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
Господин де Мальтиг зачастую высмеивал мои тревоги, но при всем своем остром уме не замечал или не давал себе труда заметить, какое действие оказывали на меня его шутки, возбуждавшие во мне чувства, которые он хотел заглушить. Госпожа д’Арбиньи прекрасно видела, какое впечатление все это производило на меня; но она не имела никакого влияния на него, а он, ко всему безразличный, чаще всего слушался лишь своей прихоти. Чтобы привлечь меня к себе, она бурно выражала свою скорбь, иногда искреннюю, иногда притворную; даже слабость своего здоровья она умела выставлять на вид не только чтобы тронуть меня, но и чтобы нравиться мне, ибо обольстительнее всего бывала тогда, когда без сознания падала к моим ногам. Она умела показать в самом выгодном свете свою красоту и все прочие свои прелести и, чтобы окончательно покорить меня, искусно сочетала внешнее очарование с силою своих чувств.
Так я жил — в постоянном беспокойстве, в постоянных сомнениях; я трепетал, получая письма от отца, и чувствовал себя еще более несчастным, когда от него не было вестей. Я оставался подле госпожи д’Арбиньи; меня удерживали ее чары, а еще больше — боязнь привести ее в отчаяние, ибо по какой-то странности ее характера эта женщина, обычно удивительно мягкая и ровная в обращении, порой даже очень веселая, впадала в безумную ярость, устраивая мне сцены. Она хотела привязать меня к себе любовью и страхом, пользуясь как оружием своими природными данными. Однажды, в сентябре тысяча семьсот девяносто третьего года, когда я прожил уже целый год во Франции, я получил от отца письмо, содержащее лишь несколько слов, но таких мрачных и горестных, что позвольте мне, Коринна, их вам не повторять: это было бы слишком мучительно для меня. Мой отец был уже болен, но гордость и чувство деликатности не дозволяли ему написать мне об этом. Однако это письмо было проникнуто такой тревогой по поводу моего отсутствия и моей возможной женитьбы на госпоже д’Арбиньи, что мне и сейчас еще непонятно, как я, читая его, не предвидел грозившего мне несчастья. Все же я был так потрясен, что, не задумываясь, пошел к госпоже д’Арбиньи с твердым намерением проститься с ней. Она тотчас же заметила, что мое решение принято; внезапно, словно сделав усилие над тобой, она встала и сказала мне:
— Прежде, чем вы уедете отсюда, вы должны узнать тайну, которой я не могла вам открыть без краски стыда. Если вы покинете меня, то убьете не одну меня: плод моей преступной страсти погибнет вместе со мной.
Невозможно передать словами волнения, охватившего меня; передо мною властно встал новый для меня священный долг, и я превратился в покорного раба госпожи д’Арбиньи.
Я исполнил бы ее желание и женился на ней, если бы в те времена англичанин, пожелавший вступить в брак во Франции, не сталкивался с великими затруднениями, ибо ему приходилось объявлять свое имя чиновнику в мэрии. Поэтому я отложил нашу свадьбу до нашего переезда в Англию, а до тех пор решил не покидать ее; когда миновала опасность моего отъезда, она успокоилась, но очень скоро опять начала сетовать на свои несчастья, упрекая меня в неумении преодолеть препятствия, мешавшие мне стать ее супругом.
В конце концов я неизбежно подчинился бы ее воле; я впал в глубокую меланхолию и по целым дням просиживал в своей комнате, не имея сил выйти из нее; меня преследовала мысль, в которой я еще не решался признаться себе. У меня появилось предчувствие болезни моего отца, чему я, однако, не хотел верить, почитая все это слабодушием. Как это ни странно, но, боясь огорчить госпожу д’Арбиньи, я боролся со своим сыновним долгом, как со страстью, меж тем как овладевшая мною страсть мучила меня как невыполненный долг. Госпожа д’Арбиньи без конца писала мне, приглашая меня к себе; я шел к ней, но не спрашивал ее, как она себя чувствует: мне не хотелось напоминать о том, что давало ей права на меня. Теперь мне кажется, что и она неохотно говорила о своем положении, но в то время я так страдал, что ничего не мог заметить.
И вот однажды, когда, терзаемый совестью, я провел безвыходно три дня в своей комнате, написав и разорвав двадцать писем отцу, ко мне вошел господин де Мальтиг, который до сих пор никогда не навещал меня, ибо у нас не было ничего общего. Его прислала ко мне госпожа д’Арбиньи с поручением извлечь меня из моего уединения, но вы прекрасно понимаете, что он был не слишком заинтересован в удачном выполнении своей задачи. Я не успел отвернуться, и, войдя, он заметил мое залитое слезами лицо.
— Зачем так убиваться, мой дорогой? — сказал он мне. — Или оставьте мою кузину, или женитесь на ней: оба эти выхода одинаково хороши, ибо полагают делу конец.
— Бывают случаи, — ответил я ему, — когда, даже принося себя в жертву, человек не уверен, выполняет ли он при этом свой долг.
— Вовсе незачем приносить себя в жертву, — возразил господин де Мальтиг, — я не знаю таких обстоятельств, когда это было бы необходимо: при некоторой ловкости можно выпутаться из любого положения; ловкость правит миром.
— Я не завидую ловким людям, — сказал я ему, — и готов примириться со своей несчастной судьбой, но я бы хотел, по крайней мере, не огорчать тех, кого люблю.
— Поверьте мне, — ответил господин де Мальтиг, — жизнь и без того трудна, а вы еще осложняете ее, отдаваясь чувству: это душевная болезнь, я сам иногда ей подвержен, как и все люди, но когда я заболеваю, то твержу себе, что это пройдет, и всякий раз оказываюсь прав.
— Однако, — ответил я, стараясь, подобно ему, не выходить из рамок общих понятий, ибо не мог и не желал быть с ним откровенным, — если даже устранить чувство, то еще остаются честь и добродетель, которые часто противоречат нашим желаниям.
— Честь! — подхватил господин де Мальтиг. — Если вы хотите сказать, что человек, которого оскорбили, должен драться на дуэли, то вы правы, спору нет; но во всех других случаях что за корысть обременять себя тысячами пустых условностей?
— Что за корысть? — перебил я его. — Мне кажется, что вы употребили не то слово.
— По правде сказать, — продолжал господин де Мальтиг, — мало найдется слов, имеющих столь ясный смысл. Мне известно, что прежде говорили: «достойное уважения несчастье, благородная неудача». Но в нынешнее время, когда все подвергаются преследованиям, между мошенниками и теми, кого принято называть порядочными людьми, существует такое же различие, как между птицами, пойманными в сети, и птицами, еще не попавшими в них.
— Я думаю, что существует и другое различие, — ответил я, — различие между нечестной жизнью в благоденствии и бедствиями, достойными уважения честных людей.
— Найдите мне таких честных людей, — возразил господин де Мальтиг, — которые утешат вас в ваших горестях, бесстрашно оказав вам уважение. Напротив, мне думается, что большинство так называемых добродетельных людей всегда готовы вас извинить, когда вы счастливы, и любить вас, когда вы пользуетесь влиянием. Конечно, с вашей стороны очень похвально не перечить отцу, который, собственно говоря, уже не должен бы вмешиваться в ваши дела; но из-за этого вовсе не следует губить свою жизнь. Что до меня, то, что бы со мной ни случилось, я изо всех сил стараюсь не докучать своим друзьям зрелищем моих страданий, да и сам не желаю видеть их вытянутые лица, на которых написано желание утешить меня.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
