Элизабет Филпот окружали люди, но сама она была одна, сестры ее не сопровождали. Выглядела она еще более худой, напоминая едва ли не скелет, и знакомое розовато-лиловое платье висело на ней как на вешалке, а шляпа обрамляла костистое лицо. У нее сильнее выступали скулы, а особенно челюсть, длинная, прямая и острая, как у ихтика. Но шла она вполне уверенно, как будто твердо знала, куда идет, а когда приблизилась, я увидела, что серые ее глаза сияют, словно бы излучая свет. Я перевела дух, до этого совершенно даже не замечая, что затаила дыхание.
Когда она меня увидела, лицо ее озарилось, словно Голден-Кэп, когда сто касаются лучи солнца. Потом я побежала, расталкивая людей по пути, но все же вроде бы и вовсе не продвигаясь вперед. Достигнув ее, я порывисто обвила ее руками и начала плакать на виду у всего города. И Фанни Миллер глазела на меня из-за овощного прилавка, и мама подошла посмотреть, что со мной такое, и все, кто когда-либо судачил обо мне у меня за спиной, теперь судачили обо мне открыто, а мне до всего этого не было никакого дела.
Мы не говорили ни слова, просто прижимались одна к другой и плакали обе, хотя мисс Элизабет никогда не плакала прежде. Несмотря на все то, что было со мной до этого, — на то, что я находила ихтиков и плезиков, была в саду с полковником Бёрчем, познакомилась с мосье Прево, — это было как удар молнии, который знаменовал самое большое счастье в моей жизни.
— Я улизнула от своих сестер и как раз шла к тебе, — сказала мисс Элизабет, когда мы наконец выпустили друг друга из объятий. Она утерла глаза. — Как я рада вернуться домой! Никогда не думала, что буду так сильно скучать по Лайму.
— Я думала, что доктор сказал, что вам нельзя жить рядом с морем, что у вас слишком слабые легкие.
В ответ мисс Элизабет сделала глубокий вдох, задержала дыхание, а затем выдохнула.
— Да что эти лондонские доктора понимают в морском воздухе? В Лондоне воздух грязный. Здесь мне гораздо лучше. К тому же никто не может лишить меня моей рыбы. Кстати, спасибо тебе за ту клеть с рыбой, что ты мне оставила. Экземпляры там просто прелесть. Пойдем-ка сейчас к морю. Я до сих пор почти его и не видела, потому что Маргарет, Луиза и Бесси не выпускают меня из дома. Слишком уж они надо мной трясутся.
Она снова пошла вниз по Брод-стрит, и я неохотно последовала за ней.
— Они разозлятся на меня, если я позволю вам туда пойти, — сказала я. — Они и так злятся, что вы из-за меня заболели.
— Чепуха, — фыркнула мисс Элизабет. — Ты же не заставляла меня целый вечер сидеть на продуваемой сквозняками лестничной площадке, верно? Или плыть на корабле в Лондон. За эти глупости целиком ответственна я сама, — сказала она так, словно совершенно ни о чем не сожалела.
Потом она рассказала мне о заседании Геологического общества, о том, как мистер Бакленд и преподобный Конибер согласились написать Кювье, а мистер Бакленд хорошо отозвался обо мне перед всеми собравшимися джентльменами, пускай даже эти его слова не были занесены в протокол. А я рассказала ей о мосье Прево и о плезиозавре, который направлялся в коллекцию мосье Кювье в парижском музее. Чудесно было снова с нею разговаривать, но под нашими словами я ощущала беспокойство, потому что знала: мне предстояло попросить прощения.
Мы шли по мощеной дорожке, как вдруг я заступила ей путь, так что она не могла двинуться дальше.
— Мисс Элизабет, простите меня за все, что я вам тогда наговорила, — выпалила я одним духом. — За то, что была такой гордой и самовлюбленной. За то, что насмехалась над вашей рыбой и вашими сестрами. Я ужасно обошлась с вами, и это было очень дурно после всего, что вы для меня сделали. Я так скучала по вам. А потом вы отправились в Лондон ради меня и чуть не умерли…
— Довольно. — Элизабет Филпот подняла руку. — Прежде всего, ты должна называть меня просто Элизабет.
— Я… Хорошо… Э… Элизабет. — Представлялось очень странным не добавлять «мисс».
— И ты не должна извиняться за мою поездку в Лондон. В конце концов, это был мой выбор. И собственно говоря, я тебе благодарна. Плавание в Лондон на «Единстве» было самым лучшим событием всей моей жизни. Это изменило меня к лучшему, и я нисколько об этом не жалею.
В ней действительно было что-то другое, хоть я и не могла сказать, что именно. Она как будто стала более определенной. Если бы кто-то решил сейчас ее нарисовать, то ему пришлось бы воспользоваться четкими, сильными линиями, меж тем как прежде можно было применить мягкие штрихи и больше оттенков. Она походила на окаменелость, которую отчистили и представили так, чтобы каждый мог видеть, что это такое.
— А что до нашей ссоры, то я тоже наговорила много такого, о чем сожалею, — продолжала она. — Я ревновала тебя, как ты тогда сказала, и не только к полковнику Бёрчу, но и к твоим знаниям об окаменелостях — к твоей способности находить их и понимать, что именно ты нашла. Мне таким искусством никогда не овладеть.
— Ну уж. — Я отвернулась, не в силах отвечать на ее яркий, честный взгляд.
В продолжение всех наших разговоров мы добрались до основания Кобба. Волны перехлестывали через него, поднимая брызги, заставлявшие чаек взмывать в небо.
— Знаешь, я бы хотела увидеть кладбище аммонитов, — заявила мисс Элизабет. — Я так давно там не была.
— Вы уверены, что сможете пройти так далеко, мисс Элизабет? После болезни вам нельзя переутомляться.
— Да перестань ты причитать! Видит Бог, Маргарет и Бесси и так носятся со мной, как с малым ребенком. Слава богу, хоть Луиза не суетится. И зови меня просто Элизабет. Я буду настаивать на этом, пока ты не научишься.
Так что, взяв друг друга под руку, мы продолжали идти вдоль взморья, говоря и говоря, пока наконец нам уже нечего было сказать друг другу, подобно тому как утихает в конце концов любая буря, и глаза наши обратились к земле, где лежали антики, ожидавшие, чтобы мы их нашли.
10
Молчание вдвоем
Мы с Мэри Эннинг часто вместе отправляемся на поиски окаменелостей: она ищет на взморье своих допотопных тварей, я стараюсь отыскать свидетельства существования доисторических рыб. Глаза наши устремлены на песок и камни, и продвигаемся мы неровным шагом, то забегая вперед, то останавливаясь, так что впереди оказывается или одна из нас, или другая. Мэри берет в руку молоток, чтобы раскрошить причудливый камень и посмотреть на его скол. Я роюсь в глине в надежде отыскать желанную находку. Говорим мы мало, но нам и не требуется говорить. Мы делим друг с другом свое сосредоточенное молчание, и оно объединяет нас в наших поисках чуда, которое находится рядом с нами — стоит только протянуть руку!
P. S. Для терпеливого читателя
Упоминание о Мэри Эннинг впервые появилось во французской печати в 1825 году, когда Жорж Кювье добавил его к тексту под иллюстрацией, изображавшей плезиозавра, в третьем издании своего «Суждения о сдвигах земной коры» («Discours sur les révolutions de la surface du globe»). Несколько лет спустя о ней с похвалой отозвался Уильям Бакленд в статье о копролитах, изданной в Англии в 1829 году. К тому времени Эннинг с Баклендом пришли к выводу, что безоаровые окаменелости являлись фекалиями ихтиозавров и плезиозавров. Мэри Эннинг удалось обнаружить на территории Великобритании полный скелет птеродактиля (птерозавра) и переходный вид между акулами и скатами — Squaloraja.