— Боги! Конан! — прошептала она, когда киммериец наклонился над ней.
Северянин бережно поднял ее на руки.
— Гаури, — сказал он и пригладил ее волосы. — Ну вот, ты и вернулась.
Она удивленно заморгала.
— Что значит — «вернулась»? Где же я была? И как здесь оказалась?
— Долгая история, Гаури… Главное — теперь ты в безопасности… — Киммериец отнес ее в сторону от горячих руин и уложил на прохладную траву. Затем оглянулся. Ему что-то почудилось…
— Что случилось? — настойчиво спрашивала его девушка. — Почему я здесь, с тобой, да еще в таком виде?
— В тебя вселились злые духи, Гаури, — сказал Конан серьезно. — Мне пришлось сражаться с тобой. Я боялся, что повредил тебе, но ничего другого поделать было нельзя. Любой ценой требовалось освободить тебя от дьяволицы, иначе она вырвалась бы в мир людей и причинила много зла… Это долгая история. Если ты поедешь со мной, у нас будет время обсудить подробности.
— Поехать с тобой? — Гаури удивлялась все больше и больше. — А куда ты направляешься?
— На юг Вендии — для начала. Потом, может быть, в Кхитай. А может, вернусь к морю Вилайет. У меня остались там интересные дела… — Конан отвечал рассеянно и все время озирался по сторонам.
Гаури сердито нахмурилась:
— Куда ты смотришь?
— А? Да так Мне чудится… одна любопытная штука. Давай-ка вместе глянем.
Он подошел к развалинам и палкой начал оттаскивать в сторону камни. Так и есть, блеснуло золото! Ему не почудилось. Гаури, опустившись на колени, помогала варвару изо всех сил. Теперь, когда дьяволица оставила тело девушки, сил у нее стало гораздо меньше.
Они отвернули еще несколько камней, и перед ними открылась сокровищница храма.
— Вот это да, — воскликнул Конан. — Пожалуй, у меня пропала всякая нужда штурмовать Калимегдан. Все чего я так хотел, находится прямо у меня перед носом.
— А ты не боишься проклятия? — боязливо спросила Гаури.
Киммериец засмеялся.
— Да я сам — ходячее проклятие! Нет, Гаури, я не боюсь мертвых демонов. Особенно — тех, кого отправил в ад собственными руками.
— Кали — богиня, не демон, — серьезно произнесла Гаури.
— У Кали очень много сущностей, — сказал Конан. — И одна сущность часто не знает, что поделывает другая. Так ты поедешь со мной, Гаури?
Девушка задумалась.
— Мне трудно решиться вот так, сразу, изменить свою жизнь, — призналась она.
— Твоя сестра выходит замуж за правителя Патампура, — сказал Конан. — Твой брат, когда злые чары оставят его, — а я думаю, это уже случилось, поскольку демоницы больше нет среди нас, — просто мальчик. Он вырастет и станет воином. Что ты будешь делать?
— Наверное… выйду замуж, — неуверенно произнесла Гаури.
— За кого? Человек, которого ты любила, мертв… — жестоко произнес Конан.
Гаури заплакала.
Конан провел ладонью по ее щеке.
— Не стоит. Он был одним из лучших, с кем сводила меня судьба, и сейчас, несомненно, мой бог Кром уже наливает ему полную чашу хмельного меда… Поедем со мной, Гаури! Если ты не захочешь, я и пальцем к тебе не прикоснусь… Впрочем, пока в твоем теле обитала демоница, мы с тобой не раз… гхм…
Гаури густо покраснела, а киммериец оглушительно захохотал.
— Это правда? — выговорила наконец девушка.
Конан пожал плечами.
— Что считать правдой? На этой земле очень много странного творится, дорогая Гаури. Можешь считать правдой то, что тебе больше по сердцу. Так ты поедешь со мной? Спрашиваю в последний раз.
— Да, — сказала девушка.
— Отлично! — воскликнул Конан. — В таком случае, помоги мне увязать все эти блестящие штучки в большой узел.
— А что я надену? — спросила Гаури. — Я думала, ты отдашь мне свой плащ.
— Нет, в плаще поедут наши с тобой драгоценности… А тебе придется покрасоваться голенькой. Пока мы не приедем куда-нибудь, где можно будет купить для тебя приличную одежду: щит и шлем. Щитом ты можешь прикрывать…
Он не договорил: Гаури со смехом ударила его кулачком в бок.
* * *
Разбитый, опечаленный, Аурангзеб сидел в походном шатре в двух переходах от Патампура. Смотрел на своих воинов и не видел их. Плавал мыслями далеко-далеко…
Сил у него не оставалось. Не хватало их даже на то, чтобы обдумывать: как поступать дальше. Уходить? Задержаться и попробовать закрепиться? Собрать новое войско и вернуться? Хотелось закрыть глаза и заснуть на солнышке, как это делают старики… Но Аурангзеб не мог позволить себе этого. И продолжал оставаться неподвижным, сосредоточенным, хмурым. Пусть люди видят, что владыка погружен в думы, — людям этого зрелища довольно, чтобы не бунтовать и не разбегаться.
Он все-таки задремал — с открытыми глазами. На мгновение он погрузился в сон, и в этом сне виделось ему, будто он — орел, взирающий на степи свысока, и все ему видно далеко-далеко: и селения, разбросанные вдоль извилистой реки, и холмы, поросшие зеленым кустарником, и пасущиеся стада, и мчащиеся по пригибающейся траве табуны лошадей, и густые заросли, и белые стены древних городов… Все-все ему видно… И понял он, как безумно любит эту землю, как яростно не хочет уходить отсюда… Кто-то подошел к владыке Калимегдана. Усилием воли Аурангзеб открыл глаза. Он был еще жив, но время его завершилось, и он знал об этом — знал даже лучше, чем его убийца, какой-то безымянный воин с кинжалом в руке.
