— Я — твоя судьба, — бросил Всорик и со сверхъестественной скоростью рванулся вперед.
— А я — твоя, — прошипел Мхотеп.
Когти, словно клинки, со свистом рассекли воздух, и из копья, которым Мхотеп парировал удар, брызнули золотые искры. От мощного удара он покачнулся и невольно отступил на шаг назад, лязгнув коваными ботинками по стальному полу. В ответном выпаде Мхотеп, сосредоточив энергию копья в самом острие, ударил демона в бок. Панцирь Всорика оказался тверже железа, и отдача отозвалась болью в плече и руке легионера Тысячи Сынов, так что онемели пальцы и он едва не выронил оружие. Зато демон отреагировал на рану таким оглушительным ревом, что Астартес невольно поморщился.
Сервомеханизмы бронекостюма, помогающие мускулам, позволили ему отпрыгнуть назад, так что оторванные пластины брони хлопнули, словно полы накидки. Мхотеп приземлился с копьем наготове, пока демон не успел нанести ответный удар.
— Эту битву ты проиграл, дух, — со всей решимостью заявил Мхотеп. — Твое время пришло. Ты порождение варпа, и я заставлю тебя туда вернуться. Как бы ты ни старался, мне известно, кто ты такой, и потому тебе не одержать победы. Свет Императора тебя изгонит.
— Ты ничего не знаешь о нас, — ухмыльнулся Всорик, чья ужасная рана в боку уже начала затягиваться. — Ты поддался заблуждению, и твоя судьба тебе неизвестна.
В голове Мхотепа пронеслись картины горящих башен Просперо и волчий вой. То же самое видение возникало у него при первой попытке Всорика прорваться в его сознание, и сейчас этот кошмар повторился.
Мхотеп сосредоточился, твердо решив не уступать, и видение рассеялось словно дым.
— Я Мхотеп, сын Магнуса Рыжего из Легиона Тысячи Сынов. Во мне живет мудрость Аримана.
Торжественное заявление укрепило его дух и тело.
Тело Всорика, состоящее из мышц и остатков кожи, словно изъеденный болезнью труп, задрожало, и Мхотеп мог лишь предполагать, что это был смех. Окровавленные губы демона растянулись чуть ли не до затылка его собачьего черепа, а черные глазки в глубоких впадинах влажно заблестели. Затем одна его рука с отвратительным чавкающим щелчком неестественно вывернулась, превратилась в трубку, а потом и в ружье. Демон взревел от напряжения, и из его руки вырвался огненно-красный шар. Мхотеп не успел вовремя отскочить, снаряд задел его плечо, развернул и швырнул по коридору. Едва коснувшись пола, Астартес тотчас вскочил на ноги. Одна сторона доспехов уже так раскалилась, что керамит потемнел, а обожженное лицо покрылось волдырями.
Всорик снова выстрелил, на этот раз целой очередью огненных залпов. При этом он не переставал смеяться, издавая отвратительные булькающие звуки и разбрызгивая кровь. Мхотеп откатился за угол, в соседний коридор, и огненные снаряды пробили корабельную переборку.
В ноздри ударил запах горящего металла, невыносимый жар опалил кожу, но Мхотеп не собирался сдаваться. Как только упала стена огня, он снова подбежал к повороту и, вытянув руку, метнул в демона бурлящий сгусток багрового пламени. Снаряд ударил в основание руки-ружья и расплавил его.
— Несущим Слово не добиться победы! — крикнул он, бросаясь вперед с копьем наперевес. — Императору известно об их предательстве! Лоргару не избежать правосудия!
— Мне нет дела до псов Лоргара! — проревел Всорик. — Они подчинены воле варпа, тем, кто издревле правит Эмпиреем. Раб Лоргар — всего лишь инструмент для исполнения наших грандиозных замыслов. Человечество падет, и в Галактику вернется Древняя Тьма. Вы все станете рабами!
Астартес и демон столкнулись. Мхотеп успел пронзить копьем бок демона, а Всорик ударом огромной когтистой лапы швырнул его в стену. Не успел Мхотеп подняться, как демон схватил его за голову и начал сжимать череп. Послышался хруст костей, в глазах легионера Тысячи Сынов потемнело.
— Ваш Император может сколько угодно строить тайные планы, — продолжал Всорик, усиливая нажим. — Какое дело варпу до его угроз?
— Знание… — сквозь стиснутые зубы прошипел Мхотеп, — вот истинная сила.
Из его глаз вырвался сдвоенный луч, опаливший лицо и грудь демона.
Всорик отпрянул, ослабив хватку, и Мхотеп вонзил копье в его шею. Демон, вскрикнув от боли, выпустил свою жертву, и Астартес, оставив копье в теле врага, покатился по полу.
Мхотеп собрал остатки сил и поднялся. Оттолкнув демона, он создал в своем воображении щит, и тот немедленно возник перед ним в воздухе. Всорик пришел в ярость. Его плоть почернела и сочилась кровью, свежая рана от копья еще не закрылась.
Демон снова бросился на Астартес, разорвав щит, словно лист пергамента.
Цест рухнул лицом вниз и никак не мог подняться. Он даже не мог определить, где верх, а где низ. И ему было холодно, невыносимо холодно, словно все тело погрузилось в лед или он попал в открытый космос.
В каждой косточке и сухожилии еще сохранилось воспоминание о том, что его разрывают на части. Ощущение, что из живого, дышащего человека он превратился в исковерканный кусок плоти, что его спина ломается, а грудь разрывается надвое, было омерзительным и мучительным. Цест чувствовал себя беспомощным, словно его тело больше ему не принадлежало.
Он открыл глаза.
И увидел последний круг ада. Это была бездонная и невероятно темная шахта, уходящая вверх и вниз до бесконечности. Тьму прорезали длинные тонкие лезвия, падающие сверху и уносившиеся вниз. На этих клинках были наколоты предатели Макрейджа, и они медленно, сантиметр за сантиметром, соскальзывали в непроницаемую темноту.
Цест стоял на узеньком выступе скалы, нависающей над девятым кругом. Он различал лица грешников, слышал их бесконечные стоны и видел, как лезвия медленно пронзают их тела.
— У тебя найдутся грехи для каждого из кругов ада, — сказал стоявший позади Цеста надсмотрщик.
Ультрамарин впервые смог его рассмотреть. Надсмотрщик был таким же плотным и массивным, как Астартес, в черненых доспехах, какие использовались на Макрейдже в древние времена Королей-Воинов. Черты его словно высеченного из камня лица, казалось, стерлись за долгие века службы в аду, а кнут в руке был самым жестоким и опасным оружием, какое только приходилось видеть Цесту.
— Я не предатель, — сказал он.
— И все они тоже, — ответил надсмотрщик, указывая концом кнута на скользящих в вечную тьму грешников. — Они только считают себя предателями. Их прегрешение заключается скорее в невежестве, чем в предательстве. Они думали, что способны предать близкого человека, но на самом деле это просто мелкие воришки и убийцы, ничем не примечательные. Чтобы стать настоящим предателем, надо обладать немалой силой и восстать против братьев. Эта сила дана лишь немногим. Обратить против своих близких столь ценный дар — это и есть истинный грех предательства. Вот почему он тяжелее, чем все остальные прегрешения.
Цест опустил голову и осмотрел свое тело. Вместо пропавшего куда-то бронекостюма Астартес на нем были темно-голубые доспехи кандидата Макрейджа и крест Королей-Воинов. Именно так он был одет в тот день, когда пришел к капеллану Ультрамаринов и заявил, что готов вступить в ряды сынов Жиллимана. Доспехи были изрядно потрепаны, с пятнами крови и пота.
