Гарвин решил, что отныне и во веки веков разглагольствования политиков станут ассоциироваться у него с затхлым духом центрального стадиона.
Артисты вперемешку с легионерами столпились возле холоэкрана, установленного посреди фойе.
Фава Гаду выступал в величественном, отделанном деревянными панелями зале со старомодными столами и стульями. Но на этом вся величественность и заканчивалась. Глава мобилей бесновался. Гарвин мог поклясться, что видит брызги слюны, летящие во все стороны:
— …этот зверь, эта продажная тварь, человек, который был когда-то лучшим из нас, этот предатель Абия Корновил позволил себя подкупить и предает Народную Конфедерацию этим иноземцам! Мои коллеги и я не верили своим глазам и ушам, когда получили первые свидетельства этого предательства, отдающего всю систему Капеллы в руки иноземных врагов, ужасных зверей и нелюдей, намеревающихся подорвать многовековую веру человечества в Конфедерацию! Но доказательства оказались неопровержимы, и с великой печалью, но и решимостью прошлой ночью чрезвычайный пленум данного Парламента отдал приказ о немедленном аресте Абии Корновила, чтобы он предстал пред нами и через нас перед всем Центрумом и его планетами для праведного суда! К несчастью, Абия Корновил спланировал бегство. В попытке остановить предателя его флаер сбили, а сам он погиб в аварии. Так сгинут все враги Центрума! Но задача еще не выполнена. Ибо в сердце нашего мира засели эти чужаки, нанося неизвестно какой вред. Кому ведома мера зла, причиненная их коварными…
— Вырубим это, — Лир хлопнула по выключателю.
— Да, — согласился Гарвин, поднимаясь на ноги. — Вы слышали, что сказал этот ублюдок. Они придут за нами. Давайте не разочаруем их.
Глава 32
Мобили появились всего через два часа. В ожидании их артисты забаррикадировали все входы и выходы, какие смогли найти. Легионеры заняли боевые позиции.
Гарвин и Ньянгу наблюдали за плотной толпой, наводнившей окрестные улочки, скандирующей всевозможные лозунги и медленно катящейся к громадному сооружению и опустевшим будочкам аттракционов перед ним.
Янсма включил систему трансляции стадиона, и из наружных динамиков донеслось:
— Внимание! В случае любых попыток проникнуть в здание мы будем защищаться. Не приближайтесь под угрозой телесных повреждений или чего похуже! Повторяю, не приближайтесь!
Толпа заколебалась. Гарвин собрался было повторить предупреждение, но тут из дома дальше по улице почти в унисон ударили четыре бластера, и динамики, захрипев, смолкли.
— Неплохо стреляют для бунтующих мирных обывателей, — поделился наблюдением Ньянгу.
— Совсем неплохо, — согласился Гарвин. — Наверняка там засела народная милиция.
— Ха, у меня есть намерения получше, нежели сгинуть растерзанным в беспорядках.
На «Большой Берте» солдаты, ругаясь, торопливо отвинчивали с трех «аксаев» ракетные установки и прилаживали на их место крепления для пулеметов.
— Оставьте по паре кассет с «сорокопутами» на каждой птичке, — посоветовал их сержант. — У этих местных могут оказаться патрульные корабли для поддержки наземных сил с воздуха.
В рубке, также ругаясь, Лискеард снова и снова изучал окрестности стадиона. Людям придется выбираться своим ходом. Ближайшее место, пригодное для посадки, находится как минимум в пяти кварталах от цирка, в крошечном парке. Что-нибудь поближе… Капитан сантиметр за сантиметром штудировал проекцию.
Есть остатки здания меньше чем в квартале оттуда, но его развалины представляют собой острые клыки, и садиться на них рискованно.
— Застряли мы здесь, как на необитаемом острове, — проворчал Лискеард. — Безнадежно. Чертовски безнадежно.
Но продолжал вглядываться в холоизображение.
Три очереди ударили в стадион из передних рядов мобилей, укрывшихся за развалинами аттракционов. Дарод Монтагна установила свою снайперскую винтовку на столе, достаточно далеко от высаженного окна, чтобы прицел не бликовал. Она высмотрела какого-то мужчину с бластером и застрелила… Нет, это была женщина. Дарод принялась искать другую мишень.
— Знаешь, — задумчиво поделился Бен Дилл с Кекри Катун, — всегда есть шанс, что Большому Бену не удастся сэкономить денек. Особенно когда он заперт в этом проклятом бетонном мавзолее, а не наводит шухер, сидя в своем «аксае».
— Для начала не наводи шухер на меня. — Кекри нянчила на руках бластер.
— Я не пугаю. Я просто реально смотрю на вещи. И… И, ну, я хочу, чтоб ты знала на случай, если что-нибудь стрясется, что я… Ну, я тебя вроде бы люблю.
— Вроде бы?
— Прости. Я люблю тебя.
Катун улыбнулась ему.
— А я люблю тебя.
Бен наклонился и поцеловал ее. На лице его отразилось изумление.
— Знаешь, я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мне это говорил. По крайней мере, в последнее время.
Кекри прошептала что-то ему на ухо, и у Дилла округлились глаза.
— И я не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь вообще говорил мне, что хочет, чтобы я сделал ему это.
— Погоди, большой мальчик, — сказала Катун. — Ты еще много чего никогда не делал.
— Возможно, это лучшее напутствие, какое мне доводилось слышать, чтобы не быть убитым.
Ньянгу и Маев спускались вниз к центральной арене, когда динамики снова ожили и по стадиону загромыхал «Мирный Марш».
— Я думаю, — заметил Иоситаро, — мне пора научиться ненавидеть эту долбаную песню.
Джабиш Ристори лежал на животе, целясь из бластера сквозь дыру в полу. Рядом, прислонившись спиной к стене, сидел Данфин Фрауде, мечтая двигаться побыстрее и иметь по стволу на каждого.
Двумя этажами ниже мобили бурлили и кричали, ломясь сквозь киоски перед входом. В сторону стадиона летели камни и случайные бластерные заряды. Старомодные пули взвизгивали, рикошетя о бетон.
— Там, — указал Фрауде. — Этот мужик прямо там, на углу здания. У него какое-то оружие. Убей его.
Ристори нервно кивнул, поймал человека в прицел и положил палец на спусковой крючок.
— Ну? — произнес Данфин.
Джабиша безостановочно трясло.
Фрауде собрался высказать кое-что насчет отвлеченной кровожадности Ристори, но промолчал. Он отпихнул друга от пролома и забрал у него бластер. Тщательно прицелился и нажал на спуск.
Заряд отскочил от здания прямо над головой у стрелка, нырнувшего в укрытие.
— По крайней мере, я его припугнул, — пробормотал ученый.
Сквозь стеклянные двери стадиона застрекотал огонь бластеров, и двое легионеров, приставленных к водруженному на треногу ОЭП, со стоном откатились прочь.