Перси решил, что знает, в чем дело. Наверняка Вайатт пришел просить разрешения работать на плантации по субботам вместе с Мэттью. Мальчишки твердо знали, что в течение учебного года каждый из них должен работать на семейном предприятии по субботам, а летом - все рабочие дни, за исключением выходных. Перси частенько задумывался о том, был ли у Мэттью выбор - заняться фермерством или розничной торговлей? Едва он научился ходить, Мэри принялась таскать его за собой по Сомерсету. Скорее всего, парню ни разу не довелось постоять за прилавком в универсальном магазине ДюМонта. Мэттью, похоже, не лучился энтузиазмом, думая об ожидавшем его будущем фермера, но и не противился ему, выполняя свои обязанности с той же жизнерадостностью, как и все остальное, за что брался.
Перси был совсем не уверен в том, какие чувства питает Вайатт к профессии, к которой его готовили. Мальчик трудился в свойственной ему манере, не жалуясь и не ропща, но безо всяких эмоций. Он ни разу не выразил своего отношения к предприятию, ответственность за которое когда-нибудь разделит с отцом - а со временем и унаследует.
— Итак?
Взгляд Вайатта блуждал по комнате, он готов был смотреть куда угодно, только не в глаза отцу - еще одна фобия, которой он страдал в присутствии Перси.
— Мэттью, — наконец в свойственной ему манере, бесстрастно произнес Вайатт.
— Что случилось с Мэттью?
— Думаю, он очень болен, папа, но он взял с меня слово, что я не скажу об этом ни мистеру Олли, ни мисс Мэри, ни тренеру. Но насчет тебя я не обещал ему ничего.
Перси вдруг показалось, что время остановилось.
— Что заставляет тебя думать, будто он очень болен, сынок? — Обращение сорвалось у него с языка непроизвольно. Оба сделали вид, что ничего не заметили. — Мне ты можешь рассказать все. Я слышал, как он кашлял в церкви, и подумал, что Мэттью простудился. Что заставляет тебя думать, будто речь идет не просто о простуде?
— У него жар. Я заставил его померить температуру. Термометр показал сто четыре градуса[20]. И он плохо выглядит. Я очень беспокоюсь о нем, правда.
Впервые в жизни Перси не обратил внимания на грамматические ошибки и корявый порядок слов, что обычно заставляло его скрипеть зубами. В голосе Вайатта он расслышал нотки отчаяния, и голубые глаза сына наконец встретились с его взглядом.
— Где Мэттью сейчас?
— Наверху, в моей комнате. Его родители думают, что мы пошли на тренировку. Но Мэттью еле-еле досидел до конца обеда.
Перси в ужасе спросил:
— Ты хочешь сказать, что они позволили ему уйти? Они не заметили, что он болен?
— Ты же знаешь Мэттью, папа. По его поведению никто не догадается, что ему плохо. Он боится, что если его родители или тренер что-либо заподозрят, то они не позволят ему сыграть в пятницу вечером.
— Тогда ты обратился не по адресу, Вайатт. Если он болен, я позову его родителей, невзирая на то, есть у вас игра в пятницу или нет.
Вайатт кивнул.
— Вот почему я пришел к тебе. Я знал, что именно так ты и поступишь. Жизнь Мэттью важнее какой-то дурацкой игры в футбол.
Прыгая через две ступеньки, Перси поднялся в комнату Вайатта. Сын следовал за ним по пятам.
— Вайатт, ты же дал слово!— обвиняющим тоном бросил Мэттью, когда Перси ворвался в комнату и он увидел выражение лица крестного.
—Я никогда не обещал тебе, что не стану ничего говорить папе, — возразил Вайатт. — Ты болен, дружище. Тебе нужен врач.
Перси приложил руку ко лбу мальчика. Он весь горел. Его зубы выбивали дробь, несмотря на одеяла, в которые завернул его Вайатт.
— Он прав, Мэттью, — сказал Перси.
Он вдруг ощутил металлический привкус страха. Ему не понравился цвет лица мальчика. Перси уже приходилось видеть подобную картину в 1918 году у своих товарищей по оружию, когда они высаживались на берег после окончания войны, развозя по домам смертельный вирус, унесший четыреста тысяч жизней. «О Господи, пусть это окажется не тем, о чем я думаю!» — взмолился он, чувствуя, что ноги отказываются его держать.
Но все оказалось еще хуже. Стафилококковая пневмония, поставил диагноз новый врач, сменивший на посту дока Таннера. Недавно открытые антибиотики были бессильны против нее. Никто не знал, где и как Мэттью подцепил это заболевание. Те, кто, окаменев от горя, сидели у его кровати, знали лишь, что болезнь развивается с сокрушительной скоростью и не поддается лечению. Только что Мэттью был здоров и полон сил, намеревался привести свою команду к победе, и вот он уже лежит в постели, задыхаясь и кашляя, с пеной на губах, а на тех, кто склоняется над ним, его зелеными глазами уже смотрит сама смерть. Отчаяние встретилось с отчаянием.
— Доктор, сделайтеже что-нибудь! — умоляла Мэри, вцепившись в рукав врача. Ее лицо превратилось в безжизненную маску.
Но он и другие специалисты, к которым обратились за консультацией, с горечью сошлись во мнении, что больше сделать ничего нельзя и остается только молиться о том, чтобы Мэттью выкарабкался. Его организм был молод, здоров и крепок, и медицинская история уже знала случаи, когда пациенты в его возрасте выздоравливали от страшного недуга.
В особняке Толиверов для Перси и Вайатта приготовили комнату, чтобы они могли быть рядом с Мэттью.
— Ты стал для него вторым отцом. Большей заботы не мог проявить никто, и Вайатт не мог бы любить Мэттью больше, даже если бы они были братьями.
Перси взглянул на своего друга - на мужчину, который знал, что это его сын и брат Вайатта умирает сейчас, - и не смог вымолвить ни слова: его душили любовь и тоска. Он был очень благодарен Вайатту за то, что тот сидел у кровати больного.
Именно Вайатта позвал к себе в последний час жизни Мэттью. Перси нашел младшего сына в коридоре, где тот ходил, натыкаясь на стены, как ослепший буйвол, опустив голову, ссутулившись и сунув руки в карманы, отупев от горя.
— Мэттью зовет тебя, сынок, — негромко сказал он, и, не говоря ни слова и избегая встречаться с ним взглядом, Вайатт последовал за отцом в комнату больного и робко переступил порог.
— Привет, Вайатт, — сказал Мэттью.
— Привет, дружище.
— Как идут тренировки?
— Без тебя не очень.
— Ладно, я постараюсь вернуться, если смогу.
Внезапно, словно подхваченный вихрем, Вайатт метнулся через всю комнату, схватил стул и поставил его у изголовья кровати.
— Никаких если!— выпалил он, напряженно вглядываясь в лицо друга. — Ты должен вернуться, Мэттью. Ты нужен нам, дружище. Ты нужен мне.
Мэттью помолчал. А потом прошептал, едва шевеля губами:
—Я вернусь. Может, ты меня и не увидишь, но я буду рядом. Ты, главное, наделай побольше дыр в их защите.
