Марго вышла из кабинета, ссутулившись — у нее было такое чувство, как будто ей на спину надели рюкзак с кирпичами. Господи, неужели опять все сначала?
Взяв себя в руки, она изучила содержание незатейливых документов и пошла оформлять ордер на обыск в палате и кабинете врачихи. Раз уж кошмар возродился, и Легион восстает из пепла, она должна знать, что именно этой мымре было о нем известно.
Подписывая ордер, прокурор удивился:
— Да зачем тебе обыск? Ты не того… это дело не педалируй. Сейчас это никому не понравится. Подтверди факт самоубийства, и все. А мотивы… псих, он на то и псих, что ему не нужны мотивы.
У Марго было что возразить, но она только вскользь заметила:
— Но среди них есть психиатр.
— Кто их разберет: психиатры… психи… К нам не поступали пока указания, как их различать. — Прокурор подмигнул Марго с благодушной улыбкой.
Странно, подумала она, начальник, вроде бы, новый, а шутки — точь-в-точь, как у прежнего.
Обыск в палате не дал ничего, кроме нескольких листков с заумными текстами Философьева. Просматривая их на ходу, Марго успела даже задаться вопросом: следует или нет считать их стихами? Зато в кабинете заведующей отделением Марго нашла то, за что полгода назад была готова на все: диктофонные записи бесед с Философьевым и его эпилептического бреда, частичные их распечатки, а также его объемистую рукопись, посвященную Легиону. В остальном она буквально выполнила пожелание начальства: подтвердила факт самоубийства, не заостряя даже внимания на его коллективном характере.
Кассеты и распечатки она передала для исследования Платону, на которого возвращение Легиона произвело примерно такое же впечатление, как и на нее.
— Нужно было предвидеть такую возможность, — процедил он внезапно охрипшим голосом.
Вечером позвонила Лиза:
— Не хочу тебя пугать, но утром я почувствовала жуткий сигнал. Очень сильный и агрессивный.
— Точное время заметила?
— Да, без двадцати одиннадцать. Только он был не такой, как у Легиона. Так что, может быть, это еще ничего не значит.
— К сожалению, значит. В это время себе вскрыли вены сразу пять человек. — Марго сейчас было настолько на все наплевать, что она, пренебрегая всякой конспирацией, говорила открытым текстом.
— Ужас какой… Но, все равно сигнал был не такой… Может, это не он? Этот наш… со своей аппаратурой, к примеру?
— Такой, не такой — какая разница? Это именно Легион, потому что среди тех пяти был человек, тесно с ним связанный.
— Понимаешь, сигнал был, но я все равно чувствую: Легиона нет. Это совершенно точно.
— Мне бы твой оптимизм. Для меня главное, что есть свежие трупы. Это факт. А против фактов переть невозможно… Ладно, хорошо, что ты не теряешь бдительности. Ты умница.
Несколько раз за вечер Марго пыталась дозвониться до Паулс, но каждый раз натыкалась на автоответчик.
Платон выглядел нарочито подтянутым, но это обмануть Марго не могло: он был в таком же стрессовом состоянии, как и она. Они не знали, что делать. И как в самое тяжелое, уже казавшееся забытым, время, они сели вдвоем за стол пить водку.
Лолита позвонила сама, уже ночью, около часа, и голос у нее был какой-то странный, потусторонний:
— Мне нужно поговорить с тобой, только с глазу на глаз.
Она вскоре заехала за Марго, а Платон, не дожидаясь ее ухода, сел сортировать больничные распечатки. Живительный человек, прямо как из железа…
Новая квартира Лолиты помещалась снова на Петроградской — у нее было явное пристрастие к этому району. Она молча вела машину, и открыла рот только посередине пути:
— Я сегодня совершила убийство.
— Это как?
— Обыкновенно. Человека убила.
Только этого еще не хватало… Марго хотелось выругаться, но она осторожно спросила, хотя знала ответ заранее:
— И кого ты прикончила?
— Гаденыша.
Они ехали дальше молча, и молча поднялись на третий этаж. Усадив гостью за стол, Лола шмыгнула носом и попыталась начать говорить, но Марго ее перебила:
— Тут без выпивки не обойтись. У тебя водка есть?
Лола покорно кивнула и принесла бутылку.
— А теперь рассказывай по порядку.
Хотя Лолита ни своего рабочего телефона, ни адреса Гаденышу не давала, он ее как-то нашел и с утра заявился в офис. Мало того, что он сам по себе не вписывался в обстановку, так еще и вел себя предельно нахально, и Лоле, чтобы не попасть в неловкое положение, пришлось выйти с ним на улицу. Гаденыш отвесил ей пару сомнительных комплиментов и предложил немедленно отправиться к ней домой и заняться любовью. Она же ему объяснила, что он ей до крайности неприятен и ни о какой любви не может быть речи.
— Он такой мерзкий, и как я могла с ним спать? — удивилась она простодушно.
— Не отвлекайся, рассказывай дальше, — вернула ее к исходной теме Марго.
Но, сказала ему Лолита, поскольку он свою работу выполнил, она заплатит ему обещанные три тысячи долларов, вместе с Марго примет участие в улаживании дел с милицией и даже готова оплатить его досрочное освобождение. В ответ она услышала грубость.
— А если дословно? — поинтересовалась Марго.
— Дословно: «Откупаешься, телка?»
Далее он сказал, что не нуждается в подачках, и в отмазках на «химии» тоже, потому что скоро начальник милиции перед ним станет бегать на цирлах, и баксов у него будет, как грязи. А Лолиту он безумно любит и хочет сделать счастливой. Но раз она этого не желает, что же, насильно мил не будешь. И все же в память об их великой любви он хочет ей показать одну вещь, касающуюся ее и Легиона. Ехать недалеко. Она согласилась, но не стала брать свою машину, а остановила такси, и они поехали по указанному им адресу на Васильевский остров, в полупустой, почти полностью расселенный дом.
— На Десятую линию?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Я там встретилась с ним в первый раз. Давай дальше.
Он привел ее в квартиру с голыми стенами, где единственной «мебелью» была его чудовищная установка, которая с тех пор, как они ее видели, сделалась вдвое больше. В ней, кроме компьютера и электронных приборов, появились какие-то резервуары и медные трубки. Затем он заявил, что в этой установке содержится полная и точная копия Легиона. Одним словом, он, Гаденыш — не кто иной, как Алладин, а в установке сидит джинн, и он, когда захочет, может выпускать его на волю.
— Только теперь, дорогуша, Легион у меня будет шестеркой, а я — паханом. И я тебе ерепениться не советую.
Дальше он опять понес о своей великой любви к ней и о том, что они созданы друг для друга и будут безмерно счастливы. А в заключение предложил выбирать: или с ним безмятежное счастье и благоденствие, или без него одни неприятности, и, в частности, для начала он превратит в хлам ее фирму, чтобы Лола не кичилась своими бабками.
