В тот же вечер во дворце Амалиенборг лорд Памфри отделил часть золота и уложил в свой сундучок. Оставшееся – получалось около девяти тысяч гиней – будет возвращено казначейству, а разница между первоначальной и итоговой суммами списана на Джона Лависсера.
– Я бы предложил отправить золото с Шарпом, – сказал Памфри сэру Дэвиду Бэрду, когда они встретились на следующий день.
– Почему именно с ним?
– Потому что я хочу убрать его из Копенгагена, – объяснил Памфри.
– Что еще он натворил? – нахмурился генерал.
– Лейтенант Шарп четко выполнил все данные ему инструкции и справился с поручением превосходно. Так что, сэр Дэвид, примите мои поздравления. Помимо прочего, я попросил его позаботиться о двух людях, жизни которых угрожала немалая опасность. Шарп защитил их, да вот только интересы его высочества несколько изменились. Теперь эти люди нам более не нужны. – Лорд улыбнулся и провел тонким пальчиком поперек горла.
Бэрд поспешно поднял руку.
– Хватит, Памфри, помолчите. Не желаю слышать о ваших темных делишках.
– И поступаете весьма разумно, сэр Дэвид. Но, пожалуйста, уберите лейтенанта Шарпа как можно быстрее. Человек он, к несчастью, излишне простодушный, и мне не хотелось бы наживать врага в его лице. Думаю, он еще будет нам полезен.
В день отплытия город еще дымился. В воздухе уже ощущалась осень, принесенная холодным ветром из Швеции, но небо оставалось чистым, и его портило лишь огромное серое облако дыма, медленно дрейфовавшее над Зеландией. Город уже скрылся за горизонтом, а дым все еще висел над ним. Шарп думал об Астрид и, к счастью, уже не думал о Грейс, и хотя сомнения еще путали мысли, он по крайней мере знал, что будет делать дальше. Вернется в казарму, к прежним обязанностям квартирмейстера, но уже с обещанием, что в следующий раз, когда полк выступит на войну, о нем не забудут. А война придет обязательно. Там, за затянутым дымом горизонтом, лежала Франция, хозяйка чуть ли не всей Европы, и пока французы не разбиты, покоя не будет. Мир снова обретал солдатское лицо, а Шарп был солдатом.
К нему подошел капитан Чейз.
– Вам ведь, кажется, предоставили отпуск?
– Да, сэр, сроком на месяц. Так что до октября мне в Шорнклиффе делать нечего.
– Так поедемте со мной в Девон! Пора уже вам познакомиться с моей Флоренс. Может быть, поохотимся, а? Отказа я не приму.
– Тогда, сэр, я и не стану отказываться.
– Вот и отлично! Посмотрите-ка, это же крепость Кронберг.– Чейз указал на зеленые медные крыши, ярко вспыхнувшие в закатных лучах солнца.– Знаете, что там произошло?
– Гамлет.
– Боже мой, Ричард! Вы правы.– Капитан постарался не выдать удивления.– Я задавал этот же вопрос Коллиа, когда мы шли сюда, так он не ответил.
– Он умер?
– Кто? Коллиа? Конечно нет. Здоров как бык.
– Гамлет, сэр.
– Разумеется, умер. Вы разве не читали пьесу? Впрочем,– поспешил поправиться Чейз,– ее не все читали.
– О чем она?
– Об одном парне, который никак не может решить, что ему делать, и умирает от нерешительности. Урок нам всем.
Шарп улыбнулся. Он вспомнил Лависсера, его назойливое дружелюбие по пути в Данию, те несколько слов из пьесы. А ведь гвардеец ему понравился. Он вспомнил, как и сам колебался на горящем балконе, смущенный заманчивыми предложениями предателя.
Какая-то часть его хотела принять дружбу Лависсера, забрать золото, воспользоваться удобным случаем и переменить судьбу, но он все же спустил курок – потому что хотел жить в мире с самим собой. Хотя только одному Богу известно, куда приведет выбранный путь.
Спустилась ночь. Дым разрушенного города растворился в темноте.
Солдат Шарп возвращался домой.
Историческая справка
О нападении Британии на Копенгаген в апреле 1801 года помнят все, прежде всего британцы, тогда как более разрушительная бомбардировка в сентябре 1807 года как-то забылась. Возможно, первое сражение осталось в памяти благодаря Нельсону, который именно при сражении у Копенгагена приложил подзорную трубу к пустой глазнице и заявил, что не видит сигнала прекратить боевые действия.
В апреле 1801-го сражались два флота, причем датский поддерживали еще и береговые батареи. В том сражении Дания потеряла 790 моряков убитыми и около 900 ранеными, но все они, как и 950 британцев, были военными. В 1807 году британцы убили 1600 мирных датчан (потери Британии за всю кампанию составили 259 человек), однако ж в Англии этот эпизод войны практически предан забвению.
Причина всего случившегося в Тильзитском мирном договоре от 1807 года между Францией и Россией, которые, помимо прочего, договорились о том, что Франция возьмет себе датский флот. Русские, разумеется, не имели никакого права давать такое разрешение, а французы – претендовать на флот, но Дания – маленькая страна (впрочем, в те времена ей принадлежала вся Норвегия и Гольштейн, отошедший затем к Германии). Однако у этой маленькой страны был второй по величине торговый флот и значительный флот военный – для защиты торгового, тогда как Франции срочно требовались корабли для восполнения потерь при Трафальгарской битве. Британцы, чья разведка всегда действовала эффективно, узнали о секретном приложении к договору, а правительство во избежание ухудшения ситуации потребовало, чтобы датчане передали флот Британии на временное хранение. Датчане, разумеется, отказались, и тогда для принуждения их силой была организована экспедиция 1807-го. После получения повторного отказа артиллеристы открыли огонь и вели обстрел до тех пор, пока город не капитулировал. Датский флот был просто захвачен.
Гордиться этим успехом британцам, в общем-то, не стоит. Датская армия находилась в Гольштейне, так что боевые действия свелись к мелким стычкам, подобным тем, что описаны в романе, самая значительная из которых произошла при Кеге, где войска сэра Артура Уэлсли разгромили сборную армию генерала Кастенскьольда. Датчане называют это сражение «битвой деревянных башмаков», которые носили датские ополченцы. К сожалению, им не повезло. В то время как датскими войсками командовали весьма посредственные генералы, их противники воевали под началом будущего герцога Веллингтонского. К тому же в рядах британцев был знаменитый 95-й стрелковый полк. Отдельные роты этого полка воевали и раньше, но как полная боевая единица полк впервые сражался под Кеге. Никаких попыток подкупить датского кронпринца, разумеется, не предпринималось, но «золотые всадники святого Георгия» действительно были мощным оружием англичан в их затяжных войнах с Францией. В период с 1793 по 1815 год британское казначейство потратило на подкуп разного рода правителей не менее 52 000 000 фунтов стерлингов.
Остается загадкой, почему датчане не сожгли свой флот. Кронпринц определенно отдал приказ об этом, поскольку одно донесение было перехвачено британцами. Другие, несомненно, попали в Копенгаген, но флот все же остался цел. Никакие британские моряки в город не проникали, так что, скорее всего, причиной неисполнения приказа стал хаос вследствие бомбардировки. Или, может быть, Пейман решил, что наказание будет еще страшнее, если противник не получит то, за чем пришел. Британцы, оккупировавшие город на шесть недель, получили в свое распоряжение восемнадцать линейных кораблей, четыре фрегата, шестнадцать других судов и двадцать пять канонерок. Стоявшие на стапелях недостроенные корабли были уничтожены. Один линейный корабль исчез по пути в Англию, остальные же были сочтены военными трофеями, что принесло старшим офицерам неприлично большие призовые деньги (только адмирал Гамбир и генерал Кэткарт поделили между собой 300 000 фунтов – целое состояние). Победители оставили побежденным один особенно красивый фрегат в качестве подарка от короля Георга III его племяннику, датскому кронпринцу. Через год датчане отослали фрегат в Англию с десятком пленных британцев и посланием, в котором говорилось, что корабль, очевидно, забыт спешившими домой победителями. Другим трофеем стал остров Гельголанд в Северном море, остававшийся во владении Короны до 1890 года, когда его в качестве дружественного жеста передали Германии.
