Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Эрленд и Элинборг встали, Миккелина вышла ему навстречу и обняла. Старик улыбнулся ей. Лицо — как у маленького мальчика, который так рад видеть маму.
— Миккелина! — воскликнул он.
Какой странный голос! Как будто ему лет десять.
— Привет, Симон, — сказала Миккелина. — Я сегодня не одна, а с гостями. Вот, познакомься — это Элинборг, а это Эрленд.
— Меня зовут Симон, — представился старик, пожимая полицейским руки. — А Миккелина моя сестра.
Эрленд и Элинборг кивнули.
— Симону здесь очень хорошо, он счастлив, — обратилась к своим спутникам Миккелина. — Мы про себя не можем этого сказать, никогда не могли, а вот Симон — может. И это самое главное. Все остальное не имеет ни малейшего значения.
Симон присел рядом с ними, держа Миккелину за руку и улыбаясь ей. Погладил ее по щеке, улыбнулся Эрленду и Элинборг.
— Что это за люди? — спросил он.
— Это мои друзья, — ответила Миккелина.
— Тебе здесь хорошо? — поинтересовался Эрленд.
— Как тебя зовут? — спросил Симон.
— Меня зовут Эрленд.
Симон задумался:
— Я, наверное, плохо расслышал. Ты ирландец?
— Нет, нет, я исландец, — усмехнулся Эрленд.
Симон улыбнулся:
— А я — Миккелинин брат.
Миккелина погладила его по руке:
— Эти люди из полиции, Симон.
Симон посмотрел сначала на Эрленда, потом на Элинборг.
— Они все-все знают, — сказала Миккелина.
— Мама умерла, — пожаловался Симон.
— Да, мама умерла, — кивнула Миккелина.
— Лучше ты расскажи, — умоляющим голосом попросил ее Симон. — Ты им все расскажи, хорошо?
Смотрит только на сестру, прячет глаза от Эрленда и Элинборг.
— Все в порядке, Симон, — сказала Миккелина, — беспокоиться не о чем. Я к тебе еще зайду, чуть попозже.
Симон улыбнулся, встал, неторопливо вышел в коридор и скрылся у себя в комнате.
— Вот видите, это и есть гебефрения, — пояснила Миккелина.
— Гебефрения? — переспросил Эрленд.
— Мы не знаем, как так вышло, отчего. Но он вдруг перестал взрослеть. Остался таким же милым, добрым мальчиком, и хотя телом рос, как все другие люди, эмоционально навсегда остался четырнадцатилетним. Гебефрения — это разновидность шизофрении. Вот наш Симон — он как Питер Пэн. Болезнь иногда начинается в период полового созревания, но кто знает, может, Симон заболел и раньше. Он всегда был очень эмоциональный, чувствительный, ранимый мальчик, и когда на его долю выпало пережить весь этот ужас, что-то в нем сломалось. Он всю жизнь прожил в смертельном страхе и всегда чувствовал, будто виноват. Считал, что его долг — защищать маму, просто потому, что, кроме него, этот долг некому взвалить на плечи. Ведь он старший из братьев и самый сильный из нас. Хотя, может, все было наоборот и на самом деле он был из нас самым маленьким и несчастным.
— И он всю жизнь с юности провел в этом учреждении? — спросила Элинборг.
— Нет, он жил с нами со всеми вместе, пока мама не умерла. Это было, так, сколько же, двадцать шесть лет назад. Больные вроде Симона очень послушные, с ними легко находить контакт, но за ними требуется постоянный, круглосуточный уход. Мама все это обеспечивала до самой своей смерти. Он работал сборщиком мусора, когда в округе, когда в городе. Исходил весь Рейкьявик вдоль и поперек с палкой с гвоздем на конце, собирал брошенные бумажки в пакеты, пересчитывал их, всегда знал, сколько положил их в мешок…
Посидели, помолчали.
— И Давид Уэлч никогда больше не постучал к вам в дверь? — спросила Элинборг.
Миккелина заглянула ей в глаза.
— Мама ждала его до самой смерти, — сказала она. — Не дождалась.
Помолчали.
— Она позвонила ему с Хутора Туманного мыса в день, когда отчим вышел из тюрьмы, — продолжила она. — И дозвонилась, они поговорили.
— Но почему, — спросил Эрленд, — почему же в таком случае он не пришел? Ведь ему из казармы было до Пригорка идти не дальше, чем вашей маме с Туманного мыса?
Миккелина улыбнулась.
— Потому, что они заранее простились, — сказала она. — Его дорога лежала в Европу. Корабль отплывал в тот самый день, после полудня, и она звонила ему не рассказать об опасности и позвать на помощь, а попрощаться и пожелать удачи, уверить его, что с ней все в порядке. Он пообещал вернуться, как война закончится. И вероятнее всего, погиб в бою. Никаких вестей на этот счет ей приходило, но ввиду того, что он обещал, а с войны к ней так и не вернулся…
— Но почему же…
— Она считала, что Грим его убьет. Поэтому и вернулась домой одна. Не хотела звать его на помощь. Решила — это ее дело, ее и больше ничье.
— Но он знал, когда ваш отчим должен освободиться! И не мог не понимать, что Гриму известно о его романе с вашей матерью, — возразил Эрленд. — Как-то же ваш отчим про это прознал. Непременно ходили слухи.
— Вовсе необязательно. Про то, что у них любовь, в округе никто даже и не подозревал. Соседи не шушукались и так далее. Мы так и не сумели выяснить ни кто сказал отчиму, ни было ли это вообще. Скорее всего, Грим просто сам догадался.
— Но ребенок?..
— А что ребенок? Мама и Дейв понятия не имели, что она беременна.
Эрленд и Элинборг замолчали, пытаясь справиться с шоком от рассказа Миккелины.
— А что Томас? — спросил, тряхнув головой, Эрленд. — Что с ним стало?
— Томас умер. Не дожил и до пятидесяти двух. Дважды женился, дважды развелся. У него трое сыновей. Я не поддерживаю с ними связь.
— А почему? — удивился Эрленд.
— Он был как отец.
— В каком смысле?
— Прожил ужасную жизнь.
— В смысле?
— Стал таким же, как отец.
— Вы хотите сказать?..
Элинборг вопросительно посмотрела на Миккелину.
— Не умел держать себя в руках. Избивал жен. Избивал собственных детей. Пил.
— А что между ними было, между Томасом и вашим отчимом? Неужели?..
— Мы точно не знаем, — сказала Миккелина. — Едва ли это то, на что вы намекаете. По крайней мере, я надеюсь. А вообще стараюсь на эту тему не думать.
— А что он хотел сказать, я имею в виду, ваш отчим, когда лежал в могиле? «Ну давай же, пожалуйста!» — о чем это он просил? О пощаде?
— О, мы много раз об этом говорили с мамой, много-много раз, и мама пришла к определенному мнению. А я с ней согласилась.
— И на чем же вы сошлись?
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
