Двадцать лет служил и ещё пять лет…
(Народная песня)
42 года. Заместитель командира дивизии. Уже шесть лет полковник. За спиной «25 календарей», 39 с половиной лет выслуги и шесть лет командования полком и бригадой. Пятьсот прыжков и три запаски. Пять лет провёл на войнах и в горячих точках (никак не пойму, чем хрен слаще редьки). Есть перспектива, но нет удовлетворения. Пока копаешься в ежедневной рутине ещё ничего. Однако стоит оторвать голову, посмотреть телевизор или почитать газеты становится невмоготу. За что эти, с позволения сказать, журналисты так ненавидели нас?
Раньше на Руси тоже бывало: «как война, так братцы, как мир, так сукины дети». То, что с горбачёвской «гласности» только ленивый не пинал служивый люд, вписывалось в традиции. Заказ, мода, оправдание за свое личное предательство и дезертирство… Сработало, развалили страну, Вооружённые Силы не дёрнулись. Но чтобы в войну унижали и бесчестили свою армию — это было неслыханно. Многие сошлются на ключевое слово «война», мол, не было таковой, а только «восстановление конституционного строя». А я вижу ключ в слове «своя». Посмотрите кадры репортажей, почитайте статьи о первой чеченской, вы не найдёте там слово «наши». «Федералы», как будто они описывают события в чужой стране. «Мародёры и убийцы» с одной стороны и «гордые повстанцы, борцы за независимость Ичкерии и полевые командиры» с другой. Именно отсюда: «В грудь нам пули чеченские, в спину отчие СМИ». Это пели солдаты. И с омерзением стреляли под ноги оператора, отчётливо представляя, как их покажут и что из планов командования продадут в очередном репортаже. Скажите спасибо, что не в лоб. И посмотрите себе на руки, там кровь тысяч проданных вами солдат и офицеров России. И то, что вы сегодня сменили пластинку, уже не «под-Берёзовики» и не «под-ГуСники», не снимает ответственности за былое предательство. Можете важно восседать в президиумах и вручать друг другу премии. Клеймо предателей останется при вас. И ответите вы за него сами перед своей совестью. Воздастся…
Это был фон, а проблемы становились всё противней. Один день меня доконал окончательно. Генерал Ленцов — командир, товарищ по академии, педант и умница, настоящий русский Офицер из казаков — в отпуске, я рулю дивизией. Понедельник — командирский день, в кабинете комдива с утра пораньше звонит городской телефон.
— Это банно-прачечный комбинат. С сегодняшнего дня мы прекращаем приём в стирку солдатского белья. У вас задолженность по оплате больше полугода.
Пока я соображал, что ответить, с той стороны бросили трубку. Через минуту снова звонок, я обрадовался, что это опять они, и хотел поговорить, но моё «послушайте», нарвалось на холодное сообщение с хлебозавода, что с сегодняшнего дня они прекращают отпуск хлеба для солдат. Я уже был в ритме боя, поэтому ответил сразу:
— Не будете отпускать, возьмём сами. Пошлю хлебовозку в сопровождении БМД и отделения разведчиков.
Заходит начальник отдела по воспитательной работе Николай Крамарев, настоящий комиссар, рассудительный и всегда спокойный, смотрю, и он с утра на взводе.
— Пойду в городскую администрацию разбираться. Сегодня пять офицеров выгнали из автобусов, пока они ехали на службу. Двое не вышли, автобус остановился и стоял, пока не стали роптать остальные пассажиры. А у офицеров задержка по зарплате четыре месяца. У них на хлеб нет, не говоря уже про билеты.
Как можно в такой обстановке хоть что-нибудь спрашивать за упущения по службе? Ни жилья, ни работы для жён, ни садиков для детей. Все офицеры — кто в Абхазии, кто в Чечне, кто в Боснии. Командировка сменяет командировку. А задачи в виде плана боевой подготовки, караулов, заготовок на зиму, маршей и учений, смотров и парадов, в конце концов, никто не отменяет. Ежегодно один взвод лейтенантов в Вооружённых Силах России заканчивает жизнь самоубийством! От обиды и безысходности. Молодым офицерам не на что купить поесть. Мы в дивизии дали команду в каждой столовой накрывать отдельный стол, а дежурным вменили в обязанность приглашать лейтенантов «снимать пробу».
Боевая подготовка сводится к протиранию штанов в классах и стаптыванию сапог на плацу. Ну, ещё физо. Занятия на технике только во время обслуживания. Учебно-боевая группа, выведенная на полигон, стоит там мертвым грузом, заводить нельзя, нет топлива. Что бы самому выехать на полигон, служебную машину надо заправить за свой счёт. Ну, выехал, дальше, что? Смотреть на эту профанацию — тошно, спрашивать — невозможно, учить на полигоне водить и стрелять из боевых машин только пеше по конному — глупо. А люди без нормальной боевой подготовки разлагаются, как железо от ржавчины. Офицеры без практики управления войсками на учениях деградируют. Что делать?
Вечером приём по личным вопросам. Записалось пятьдесят человек. Принял пятерых. У всех один вопрос: дайте денег. На операцию матери, на подготовку близняшек в 1-й класс, на похороны и свадьбу. Весь мизерный резерв командира дивизии ушёл через десять минут. Прошу адъютанта: кто за деньгами, чтобы зря не ждали. Больше никто не зашёл. Всем нужны были деньги и, причём, не чужие в долг, а свои, честно заработанные ещё полгода назад. Мне стыдно смотреть в глаза офицерам, как будто это я украл их деньги.
Как и кому в такой обстановке служить? Я для себя ответ не нашёл. Дождался возвращения комдива из отпуска и написал рапорт на увольнение. Прибыл к командующему.
— Мы на военном совете рассмотрели твою кандидатуру на командира дивизии. Не торопись…
— Товарищ командующий, а что с моим назначением в дивизии появятся деньги, жильё, топливо, начнётся остальное обеспечение? Я ухожу не потому, что меня не устраивает место или должность, а потому, что не имею права требовать и командовать, не предоставляя того, что обязан дать людям.
Воцарилась длинная пауза. Я боялся, а если честно где-то в глубине души надеялся, что командующий сейчас найдёт убедительные доводы и аргументы, скажет что-то такое, чего я не знал и что заставит меня изменить решение. Однако генерал-полковник Шпак Г.И. встал и протянул мне руку со словами:
— Знаешь, на твоём месте, я, наверное, поступил бы точно так же!
Ушёл я с чистой совестью, без обид, но с чувством беспокойства за будущее Воздушно-десантных войск. Войск, в которых я провёл большую и лучшую часть своей жизни, которые считаю национальным достоянием России, её надёжным и верным оплотом. Войск, для которых «Нет задач невыполнимых», где, говоря о противнике, спрашивают не «Сколько?», а «Где?» Войск, подаривших мне множество боевых товарищей и принадлежностью к которым буду гордиться до последних своих дней и минут.
Знаю, что абсолютное большинство тех, кто когда-то носил тельняшку, голубые погоны и парашютики в петлицах, разделяют мои чувства. Гордимся, беспокоимся, верим и надеемся, что придёт время и страна повернётся лицом к своим сыновьям, жизнь посвятившим её защите! Терпеливо ждём и лишь в один день в году мы позволяем себе выплеснуть эмоции наружу, когда и убелённый сединами ветеран, и двадцатилетний пацан, государственный муж и студент, многозвёздный генерал и рядовой заходятся в едином порыве «Слава ВДВ!!!»…«Слава Маргелову!!!» Высшей наградой для себя считаю возможность, глядя в глаза, любому из них сказать:
