Он долго смотрел на меня, хотя не казался особо расстроенным.
— Значит, этот визит связан с дочерью Камилла? — Я ничего не сказал. — Я не верю в связи между представителями разных сословий. Они вредны. Сенаторская дочь обязана уважать честь своей семьи. Меня считают старомодным, — заметил император.
Я едва ли мог этого не знать, поскольку весь Рим говорил о том, что сам Веспасиан на протяжении практически всей жизни имел связь с освобожденной рабыней, которая впервые стала его любовницей сорок лет назад. Говорили даже, хотя это и казалось маловероятным, что он теперь притащил это верное старое тело с собой во дворец.
— Господин, с должным уважением к вам я не стану расспрашивать вас по этим вопросам, поэтому не ожидаю, что мне придется отвечать за себя.
Я думаю, что на этот раз он оскорбился, но через несколько секунд улыбнулся.
— Тит говорит, что она кажется разумной девушкой.
— Я тоже так думал, пока она не связалась со мной! — резко ответил я.
— Мой старый друг Иларий был бы категорически не согласен, — запротестовал Веспасиан, опровергая мое утверждение. — Я никогда не спорю с Гаем, это ведет к слишком большому количеству бумажной работы. Он о тебе хорошего мнения. И что я ему скажу теперь?
Я смотрел на императора, а он смотрел на меня. Мы достигли соглашения. Он просто сидел со сложенными на груди руками, пока я представлял свою идею. Он включит меня в список претендентов для перехода во второй разряд. И он включит меня во второй разряд после того, как я сам заработаю деньги, которые требуются для этого.
Я обязался заработать — и сберечь — четыреста тысяч золотом.
* * *
Перед тем, как уйти, я настоял еще на одной вещи.
— Я хочу, чтобы вы это увидели.
Я достал чернильницу, которую нашел в склепе с шафраном. Я извлек ее из кармана вместе с несколькими горошинами перца. Император повертел ее на ладони большой руки. Это была обычная чернильница, простой формы, с крышкой. На дне было аккуратно выцарапано: Т ФЛ ДОМ, инициалы младшего сына Веспасиана.
До того как он успел что-то сказать, я ее забрал.
— Поскольку она не потребуется в суде, я оставлю ее у себя, как память об этом деле.
Отдать должное Веспасиану, он на самом деле позволил мне ее забрать.
* * *
Я отправился домой. Когда я спускался с Палатина, над Римом уже царила ночь. Везде вокруг меня город спал и напоминал серию глубоких черных прудов между тусклыми огнями на вершинах семи холмов. Я пошел по спящим улицам и наконец добрался до знакомого убожества и запустения родных кварталов и мрачной квартиры, где я жил и куда однажды привел девушку по имени Сосия Камиллина.
Это был худший день в моей жизни, но, войдя к себе, я понял, что он еще не закончился. Дверь на балкон оказалась приоткрыта. Когда я вошел, в комнату ворвалась струя холодного воздуха — получился сквозняк. Кто-то меня ждал, притаившись на балконе.
Глава 66
Мама никогда не приходила так поздно. Петроний подозрительно относился к пребыванию на улице в ночное время. Я решил, что поджидающий меня там человек точно не относится к тем, кого бы мне хотелось видеть.
* * *
На первые гонорары от сенатора я купил несколько керамических ламп, теперь я их все впервые зажег, чтобы стало очевидно: я вернулся домой и больше никуда не собираюсь. Я не сводил глаз с балконной двери, разделся, налил себе тазик воды и вымылся, чтобы запах богатства и упадка исчез с моей холодной кожи. Я зашел в спальню, производя много шума, нашел чистую тунику, которую любил, затем расчесал волосы. Они до сих пор оставались слишком короткими, чтобы виться.
Все это время тот, кто скрывался на балконе, продолжал ждать снаружи.
Я хотел лечь. Я отправился назад в гостиную, взял одну лампу, затем направил усталые ноги на балкон. Я был полностью изможден и совершенно безоружен.
* * *
Воздух был теплым, давно стемнело, время от времени слабые шумы города вдруг становились резкими. Иногда отдельные звуки долетают до шестого этажа, а поскольку они вырваны из общей массы, то кажутся странными.
— Да, это зрелище!
Она стояла у балюстрады и смотрела в ночь, но когда я заговорил, она развернулась. Миндалевидные глаза цвета корицы на нежном белом лице. Только боги знают, сколько времени она там стояла, и какие сомнения ее одолевали, пока она ждала моего возвращения домой.
— Сосия писала мне про вид у тебя с балкона.
— Не про вид, — сказал я.
И продолжал неотрывно смотреть на Елену.
* * *
Она стояла там, а я стоял здесь, она в темноте, а я со своей лампой. Ни один из нас не был уверен, остаемся ли мы друзьями. Из ночи стали прилетать обеспокоенные мотыльки. Когда-нибудь мы поговорим о том, что случилось, но не теперь. Вначале нам требовалось многое восстановить в наших отношениях.
— Я думала, что ты никогда не придешь. Ты пьян?
По пути домой я заглянул несколько питейных заведений, открытых всю ночь.
— Я быстро трезвею. А ты давно ждешь?
— Давно. Ты удивлен?
Я задумался об этом. Нет. Зная ее, я не был удивлен.
— Я считал, что никогда больше тебя не увижу. Что я могу сказать, госпожа?
— Теперь, после того, как ты публично плюнул мне в глаза, тебе, вероятно, следует называть меня Елена.
— Елена, — покорно пробормотал я.
Мне нужно было сесть. Я опустился на скамью, которую использовал для мечтаний на открытом воздухе, и застонал от усталости.
— Ты хочешь, чтобы я ушла, — неловко сказала она.
— Слишком поздно, — ответил я, повторяя то, что говорил в другой день, другой гостье. — Слишком темно. Слишком рискованно… Я хочу, чтобы ты осталась. Сядь рядом со мной, Елена. Посиди с мужчиной у него на балконе и послушай ночь!
Но она осталась там, где стояла.
— Ты был с женщиной?
Было слишком темно, и я не видел ее лица.
— Я занимался делами, — заявил я.
Елена Юстина отвернулась и снова стала смотреть на город. Мои ребра были перевязаны тугой повязкой, и она давила и как с той стороны, где я повредил их в Британии, и с той стороны, где у меня ничего не болело.
— Я так рад тебя видеть!
— Меня? — она гневно повернулась. — Или просто кого-то?
— Тебя, — сказал я.
* * *
— О, Марк, где ты был? — на этот раз, когда она задала этот вопрос, ее голос звучал по-другому.
Я рассказал про набережную и про Веспасиана.
— Это означает, что ты работаешь на императора.
