и не важно, социализм или родоплеменной строй. Но в истории хватает примеров, когда свитой начинал рулить король — и часто это выливалось в по-настоящему великие дела. Но товарищ Генеральный секретарь еще маленький и непрочно стоит на ногах, поэтому мы немножко ему помогаем. Гришин уже начинает «протекать», а завтра в Третьяковской галерее… Ты чего? — спросил побледневшую Виталину. — Понимаю, — кивнул. — До сих пор не верила, что мы тут серьезным делом заняты, а песенки — глубоко вторичны? А я ведь тебе сразу об этом говорил. Не осуждаю — а кто бы пионеру поверил? — хохотнул. — Заводи наш «Сталинмобиль», помощник супергения суперагент Вилка!
— Ты только что все испортил! — поморщилась она, но двигатель завела.
— Не будь этикет на больничном, я бы извинился обедом, а так — поехали безыдейно пожрем в любую номерную столовку, оценим процент хлеба в котлетах. А ты знала, что товарищ Трегубов, начальник Главного Управления торговли города Москвы — ворует? Ух я их всех на чистую воду выведу!
Виталина рассмеялась:
— По котлетам с хлебом?
— Утрирую же, — улыбнулся я. — Ответственный за «Сталинмобиль» автомеханик у нас уже есть, теперь нам, как главным героям комикса, нужен безумный ученый, который будет паять нам спецоборудование. Найдешь такого?
— Безумных у нас не держат, — посмотрела она на меня как на идиота.
— Не читала комиксы, получается? — спросил я.
— Не-а, — покачала она головой.
— У главных героев — это мы с тобой…
Вилка фыркнула.
— …Должна быть цель — с этим проблем нет, мы тут, вообще-то, все дружно коммунизм строим. Должно быть особое транспортное средство, — похлопал по сиденью. — «Сталинмобиль». Еще должен быть автомеханик — есть, и безумный ученый — техник. Настоящие безумие не обязательно — это как комплимент удивительным, почти нереалистичным умениям.
— Тебе по какому профилю? — спросила Виталина, поняв, что я не шучу.
— Звуковик, блок эффектов для гитары паять, схемы у меня есть, но навыков не хватит.
И «сырье» незнакомое.
— Найдем, — пообещала Вилка.
Разомнемся на этом и потом возьмемся за электронику посложнее.
Котлеты оказались вполне мясными, а толченая картоха — густой и с молоком.
— Образцово-показательно кормят! — одобрил я, опустошив тарелку и принявшись за ватрушку с компотом.
— Согласна! — Виталина выбрала борщ со сметаной и беляш с чаем. Отпив последнего, откинулась на стуле и спросила. — Так что с Третьяковкой?
— У тебя допуска нет, — покачал я головой, отомстив за все и сразу.
Лицо девушки поглотила тень.
— Все, больше не буду! — испугавшись, изобразил здоровой рукой «стоп». — Тебе рассказывать можно все, напоминаю. Тебе верят, Вилка, потому что знают, что ты — не подведешь. Не комплексуй!
— Заладил! — фыркнула она, вернув самообладание.
— В Третьяковке… — я объяснил.
— Ерунда какая-то, — пожала она плечами.
— Именно так — чисто на нервах поиграть, — кивнул я. — Чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, и вот уже министр МВД либо идет вразнос и дает повод провернуть себя через аппарат, либо в разумных пределах исправляется и начинает работать эффективнее. Он картины рисует, Виталин. Прикинь сколько времени на это уходит? Я понимаю, отдушина и все такое, но ты же должен по четырнадцать часов в сутки пахать на такой собачьей должности, какая тут живопись?
— Если Юрий Владимирович одобрил, значит нужно постараться, — замотивировала она меня милой улыбкой.
— Обязательно, — с мотивацией и так проблем нет.
Вышли на улицу.
— А у тебя какой рост?
— 174 сантиметра, — ответила Вилка, улыбнувшись мне сверху вниз.
Андропов 175, мама — как Виталина, значит и я буду как минимум не меньше.
— А вес? — пристально осмотрел я ее с ног до головы.
— 63, — отвела она глаза и обиженно буркнула. — Я с тобой все время жру!
— Это чтобы от пули заслонять удобнее было! — хохотнул я и вздохнул. — Но лучше не заслонять, а выдергивать с траектории. Вместе с собой, ладно?
— Глупый! — наклонившись, с улыбкой потрепала она по волосам. — Мне, по-твоему, умирать хочется? Поехали, будешь бабушкам из Министерства образования глазки строить, — хихикнула она, усаживаясь в машину.
— «Я бы очень хотел, чтобы проект успели запустить до осени, у меня как раз рука заживет, смогу вместе с ребятами макулатуру собирать!» — провел я маленькую репетицию и под Виталинин смех уселся на свое место.
* * *
В ходе двухчасовой прогулки по Третьяковке мы с Сойкой добрались до пары караулящих проход в следующий зал лейтенантов. Судя по лицам — узнали.
— А чего там, дяденьки милиционеры? — поинтересовался любознательный мальчик, пытаясь заглянуть за угол.
— Там телевидение, — грустно сказал правый.
— Министра снимают, — не менее грустно добавил левый.
— Нельзя туда, да? — в тон им спросил я.
— Нельзя, — облегченно вздохнул левый.
— Ничего, нам — можно! — радостно заявил я и достал из внутреннего кармана пиджака бумажку с подписями Фурцевой и директора Третьяковки. — «В рабочее время Ткачёву С.В. и его спутникам разрешается посещать и осматривать все помещения Третьяковской галереи».
Милиционеры демонстративно отвернулись.
— Пойдем! — взял за руку хихикающую Соечку, и мы пошли на шум голосов. — Не против немножко познакомиться с живым министром?
— Девчонкам похвастаюсь! — с милой непосредственностью хихикнула Саяка. — А когда ты к нам придешь?
— Куда я такой? — кивнул я на руку. — Ни сыграть, ни спеть, и одна сплошная жалость. Не переживай, со следующего сентября будем за одной партой сидеть.
— Угу! — обрадованно кивнула Сойка.
Из коридора попали в зал и вытянулись на цыпочках, заглянув через спины выстроившихся за снимающими министра камерами пиджачно-милицейских товарищей.
Стоящий на фоне плотно увешанной картинами стены Щелоков был хорош — в парадном мундире, прилизанный, широко улыбающийся:
— Как завещал нам великий Ленин, искусство должно принадлежать народу! В хранилищах Министерства внутренних дел скопилось некоторое количество конфискованных в ходе пресечения подпольной торговли полотнами картин. Мы с товарищами приняли решение передать их Третьяковской галерее, оформив отдельной выставкой…
Самоконфискат, мать его!
— Отдельной гордостью является подлинник работы Ивана Константиновича… — Щелоков наконец-то уткнулся взглядом в мою восхищенно пялящуюся на него рожу и осекся. Откашлявшись, отвел взгляд и продолжил. — …Айвазовского…
Заминка не осталась незамеченной, и на нас начали обращать внимание. Соечка моментально покраснела, а я запомнил все рожи и имена. «Человек, который знает всех граждан СССР» звучит хороший челлендж. Пока Щелоков многословно описывал особо ценные картины, демонстрируя на всю страну свой богатый внутренний мир и любовь к живописи — тоже не дурак лицом поторговать — я тихонько расписался на чем пришлось — вплоть до десятирублевой купюры.
— А вот и подрастающее поколение! — подвалил к нам с Саякой сопровождаемый поворотом камеры мужик в очках и с микрофоном. — Вам нравится новая выставка?
Щелоков погрустнел.
— Выставка — замечательная! — не постеснялся я. — Мы очень благодарны Министерству
