разговора на улице у них накопилась масса вопросов.
— Саверио Салерно — мой отчим, а Анаис Дипьетро — моя сводная сестра, — объявляю я, прежде чем они успевают спросить меня, что происходит.
На их лицах отражается шок, когда они смотрят на меня.
— Я знаю, что она совсем на меня не похожа. Она пошла в нашу мать, а я в своего отца, — от мамы мне передались только темно-русые волосы, которые я перекрасила.
Я прочищаю горло и откидываюсь на спинку сиденья, пока машина плавно движется вперед. Массимо берет меня за руку, и я ценю его поддержку.
— Она была маленькой, когда мы с мамой переехали в Вегас, — я смотрю в окно, пока мы отъезжаем от частной взлетно-посадочной полосы. — Первые четырнадцать лет своей жизни я провела в Нью-Йорке, — признаюсь я, наблюдая, как выражение их лиц становится настороженным. — Моего отца убил Анджело Маццоне, незадолго до этого умер мой брат, а мою маму ничто не связывало с городом, поэтому мы уехали. Я не знала, что у меня есть сестра. Анаис появилась на свет в результате романа моей матери с Саверио. Она познакомилась с ним во время девичника в Вегасе. Тогда она не возвращалась домой больше года. Я была слишком мала, чтобы до конца это понять. Папа сказал, что моя тетя заболела, и мама поехала ухаживать за ней.
Я крепко сжимаю руку Массимо.
— Понятия не имею, знал ли он сам, где она. После того, как она вернулась домой, отношения между ними испортились. Позже мама сказала мне, что она забеременела нарочно, потому что была недовольна своей жизнью.
— Она думала, что Салерно — это ее золотой билет, — предполагает Фиеро, и я киваю.
— Вот только ему насрать на всех женщин, — добавляет Массимо. — В наших кругах у него дурная репутация. Он трахает женщин так, словно это его право, данное богом. По праву рождения.
— Он отвратительная свинья.
Массимо замирает.
— Он когда-нибудь…
— Нет, — я с содроганием перебиваю его. — Он никогда не прикасался ко мне. Он принял нас с мамой к себе, она пригрозила, что подаст на него в суд за опеку над Анаис, но он был слишком напуган, чтобы отказать ей, даже если к тому времени у нее уже не было законных прав. Он слишком сильно обожал свою маленькую принцессу, чтобы рисковать ее потерей.
— Она оставила Анаис с ним, — говорит Фиеро, наклоняясь вперед, опираясь на локти, с заинтригованным выражением лица.
Я отрицательно качаю головой.
— Мама злилась из-за того, что он хотел ребенка, а не ее, но он щедро заплатил ей за то, чтобы она отказалась от прав. Он был недоволен, когда несколько лет спустя она снова появилась на пороге его дома с капризным подростком, — я с тревогой смотрю на Массимо. Теперь он знает, что у меня были проблемы еще до того, как я встретила Пауло, и мне интересно, сможет ли он сопоставить факты, прежде чем я расскажу ему.
— И все же он позволил вам остаться, пока тебе не исполнилось восемнадцать, — говорит Массимо, смягчая тон и сжимая мою руку. — Даже после того, как убил твою мать, — он расставляет точки над i в этой головоломке. Среди мафиози широко известно, что Салерно убил мать Анаис, когда она была совсем маленькой.
— Только потому, что Анаис была очень привязана ко мне. Она любила меня как маму, потому что только я заботилась о ней. Моя мама была слишком занята, пытаясь снова обрюхатиться и убедить Саверио жениться на ней, она не уделяла время свои дочерям.
— Неудивительно, что вы так близки, — бормочет Массимо, рисуя круги на тыльной стороне моей ладони большим пальцем.
— Я бы хотела, чтобы это было так, но правда в том, что мы больше не близки. Но в этом нет моей вины, — говорю я. — Мы были очень близки в течение первых четырех лет, пока Саверио не разлучил нас. Это разбило сердце нам обоим. Саверио ненавидел меня, я спорила с ним по любому поводу. Он решил выдать меня замуж за эту свинью Пауло, и не позволял мне видеться с Анаис. До тех пор, пока баланс сил не изменился и я не понадобилась ему, но к тому времени Анаис превратилась в избалованную сучку, которая намеренно решила забыть все, чему я ее учила, — у меня давит в груди каждый раз, когда я думаю о том, что этот ублюдок извратил мою сестру и манипулировал ею, превратив в незнакомку.
— Насколько я знаю, она совсем не похожа на тебя, — говорит Фиеро.
— Анаис — результат своего воспитания. Мать бросила ее, а затем и я. Ей было всего девять, когда я уехала из Вегаса в Филадельфию, и я не знаю, какую ложь Саверио забивал ей голову. Он боготворил ее и дал ей все, чего желало ее сердце, за исключением нормального воспитания и отцовской любви, которую такой мужчина, как Салерно, не способен предложить. Анаис не виновата в том, что стала такой.
Массимо качает головой.
— Я не куплюсь на это. Ты пережила больше трудностей, чем она, и ты сильная, мужественная, благородная и трудолюбивая, — он прижимается к моим губам. — У многих людей было дерьмовое детство, но не все становятся свиньями, став взрослыми.
— Верно. Но выбор, который мы делаем, становясь взрослыми, определяет нас, — интересно, какой благородной сочтет меня Массимо, когда узнает, что я изначально хотела его убить, его семью и дона Маццоне. Меня охватывает стыд, и я никогда так сильно не желала, чтобы все закончилось.
— Мы трое — прекрасные примеры, — говорит Фиеро.
— да, но это не только ее вина. У нее правда никого не было в детстве. Некому было показать ей, как жить по-другому. Я пыталась, но… — я делаю паузу, чтобы успокоиться, потому что при мысли о том, что моя сестра растет в том доме ужасов в полном одиночестве, мне всегда становится дурно. — Анаис перестала слушаться в тот день, когда ее отец заставил меня исчезнуть из ее жизни. Сейчас она, так сказать, терпит меня.
— Но ты не разочаровалась в ней. Ты все еще пытаешься, — Массимо смотрит на меня с восхищением и пониманием.
— Она моя сестра. Моя единственная оставшаяся в живых родственница. Я никогда не отвернусь от нее.
— Она может отвернуться от тебя, если узнает, что ты убила ее отца, — Фиеро говорит то, о чем мы все думаем.
— На этот риск я должна пойти. Саверио, возможно, дал мне крышу над головой, и он не оскорблял меня, но и добрым не был. Он прятал меня
