Книга Колючка - Интисар Ханани

Сальвия сидит в общей комнате, спина ее сгорблена, лицо спрятано в ладонях. Я замираю на пороге, потом отступаю в коридор. Но как можно оставить ее одну, когда я сама чувствую удушливую пустоту из-за смерти Виолы? Насколько же глубже должно быть ее горе? Я заставляю себя войти и тихо подхожу к буфету. Сальвия поднимает голову и пустым взглядом смотрит, как я наполняю водой кружку и несу ей. Молча принимает ее, ставит на стол, не выпив ни глотка. Волосы у нее спутались, косу почти не видно. Эта женщина ничем, ничем не похожа на знакомую мне Сальвию.

Я достаю из шкафа гребень, встаю позади нее и расчесываю колтуны прядь за прядью. Она опускает подбородок на руки, и постепенно плечи у нее расслабляются. Когда все сделано и волосы снова аккуратной косой лежат вдоль ее спины, я целую Сальвию в макушку и собираюсь уйти.

Она ловит меня за руку и прижимается к ней щекой. На долгий миг мы замираем так: ее щека, моя ладонь, соленая влага слез между ними.

Закончив в гусином сарае, я возвращаюсь на конюшни и ищу ее. Сальвия оборачивается на мой зов и опирается на вилы; стойло позади вычищено только наполовину. Под глазами у нее круги, и по нескончаемому шороху метаний на матрасе прошлой ночью я знаю, что спала она плохо.

Я сглатываю, чтобы смягчить пересохшее горло.

– Хотела сказать тебе кое-что… Тебе и мальчикам.

– Что такое? – спрашивает Дуб, выходя из стойла неподалеку. Такой же измученный, как Сальвия, с запавшими глазами и бледным лицом.

– Я вчера говорила с другом о поимке тех людей, – неловко объясняю я. – Он будет их искать.

Сальвия выпрямляется:

– Хорошо. Надеюсь, они их вздернут и оставят там гнить.

– Сальвия! – говорит Дуб, ошеломленно глядя на нее.

Она отмахивается от его удивления коротким жестом.

– Но Терн… эти твои друзья, ты будешь им что-то должна?

– Не думаю. Скорее, сравняю счет. – Это не совсем правда, но близко к ней. – Я помогла одному из них, понимаете, когда еще не знала о них ничего. Спасла ему жизнь.

На губах ее мелькает слабая улыбка, была – и уже нет.

– А я все гадала, откуда ты их знаешь. Уверена, что ничего не задолжаешь?

– Все в порядке, – отвечаю я.

– Хорошо, – кивает она и уходит продолжать выгребать стойло.

Дуб сжимает губы, будто не может понять, говорить ему или нет. Я жду, но он молча возвращается к работе. Через несколько дней ему уезжать на ферму к родителям, рассказывать им о том, что Виолы больше нет. Надеюсь, он сможет взять с собой и весть о том, что виновных уже наказали.

Путь на гусиные пастбища дарит мне возможность побыть одной. Я скорблю тихо, так плотно укутанная горем, что порой почти ничего не слышу, а дышу натужными глотками. Здесь, в полях, становится немного легче. Я набираю в кружку воды из ручья и сижу под сенью дерева. Гуси разбрелись по пастбищу, щиплют траву и склевывают вкусных жуков или плещутся в воде. Будто бы ничего и не случилось, будто луга живут вне времени и все виденные мной жестокости и боль не могут сюда пробраться. Это дарит какую-то тихую надежду и придает немного сил.

Королевская свадьба через полтора месяца, и решение уже принято. Я должна сделать этот выбор ради себя, ради Виолы и Фенна, ради Таркита и Торто и всех теперь знакомых мне детишек с улиц. Должна сделать его ради Кестрина, который, несмотря на все усилия, не способен защитить себя или меня. Должна сделать то, что сделать необходимо.

Но на ближайшие несколько дней, пока друзья еще сломлены горем от смерти Виолы, а ее убийцы ходят на свободе, я позволю себе остаться здесь. Уйти сейчас от Сальвии и мальчиков было бы непростительно жестоко. Кестрин продержится без меня еще немножко.

После обеда я откидываюсь на спину в тени дерева и дремлю. Просыпаюсь рывком, но тут же понимаю, что около меня бродят только гуси, а Корби по-прежнему сидит под своим деревом на другой стороне пастбища. Но я чувствую на себе его взгляд, так что поднимаюсь и иду к ручейку за водой, опираясь на посох.

Меня навещает Ветер, мягко дышит теплом, сулящим лето. Я прохожу несколько шагов вдоль ограды и говорю с ним, водя пальцами по камням.

– Отправляйся обратно, – прошу я. – Лощина для тебя лучший дом, чем эти голые поля.

Остаюсь, возражает Ветер.

– Я должна сделать кое-что, от чего долго уклонялась. Не думаю, что все пройдет гладко. – Покуда в этом замешана Дама. – Но даже если обойдется, я больше не смогу приходить с гусями.

Ветер вьется вокруг меня, предлагает: Жду.

– Можешь подождать, если хочешь, – отвечаю я. – У меня есть еще несколько дней.

Ясень влетает в гусиный сарай, когда я сгребаю ежедневную порцию помета.

– Терн! Идем скорей!

Я бросаю грабли и бегу ему навстречу, в сердце без причины бьется страх.

– Что такое? Что случилось?

– Говорят… мы услышали… – Он хватает ртом воздух, ловит мою руку и тянет за собой, вновь переходя на бег. – Их поймали… они на Площади Повешений.

Бежать становится легче. Мы вместе мчимся вокруг конюшен. Площадь Повешений. Я совсем уже не верила, что Кестрин разберется с этим – что справится, – но он смог. Не нужно было в нем сомневаться.

Впереди нас бежит Сальвия, из-под юбок мелькают башмаки, рядом нога в ногу спешат Рябина и Дуб. Мы догоняем их, на наш полет по улицам оглядывается народ.

Площадь почти переполнена, люди толкаются, пытаясь поглядеть на виселицы в середине. Я с трудом вижу тело – нет, два, качающиеся на веревках под перекладиной. Я резко останавливаюсь, отнимаю у Ясеня руку и сгибаюсь, впившись пальцами в бок. Он ждет меня, тяжело дыша и вытягиваясь на носках, чтобы взглянуть поверх толпы. Я сверлю взглядом брусчатку, теперь уже не желая ни на что смотреть.

– С ними покончено, – говорит Ясень.

– Точно, – подтверждает мужчина рядом с нами. – Мы видали, как их привели – те ребята сделали все скоро и без поблажек, и вот их уж след простыл. Люди Красного Сокола, так что не стали ждать королевскую стражу. Но успели наперед все объявить.

Красный Сокол, а не Кестрин, хоть и на Площади Повешений. Я медленно вдыхаю, чтобы успокоиться. Так или иначе, правосудие свершилось.

– Ага, – к нам оборачивается женщина, – я тоже слыхала. Сказали, что девочка была невинна, что эти над ней надругались и убили ее и что позорно было королю ничего не сделать, так что Красный Сокол решил ему помочь.

– Я бы поглядел на этого старого пса Мелькиора, когда ему все перескажут, – говорит мужчина, демонстрируя в ухмылке желтые зубы.