и выпалила, почему-то повернувшись к Зое:
— Да не будет, не будет ещё какой-то жизни, глупая ты корова!
— Уходи, пожалуйста, — прошептала Зоя, почти готовая самым позорным образом разрыдаться. И Кларисса, как всегда, тонко чувствуя нужный момент, действительно исчезла, оставив куклу и изгнанного принца наедине. Карл подсел к Зое, потянулся к её плечу, как недавно сида, но девушка отодвинулась от него на другой конец дивана, не дав дотронуться и ногтем.
— Не вымучивай из себя жалость. Я в состоянии справиться со своим горем сама.
— Но я… — принц смутился, покраснел. — Я совершенно искреннен, клянусь. Я люблю тебя! Давно люблю.
— Ты меняешь своё мнение чаще, чем рубашки, — Зоя покачала головой, зажмурившись, словно её замутило от отвращения. — То любишь, то недоволен тем, какая я стала. Только я знаю, что на самом деле происходит: да, ты частенько меня хочешь, мою силу, мой запах, мою красоту, насколько ко мне вообще применимо это слово, но о любви речи не идёт, ведь так?
Карл выдохнул резко и горячо, как бык на корриде.
— Неужели ты хочешь сказать, что жалкий смертный показал тебе настоящую любовь, и теперь принц сидов для тебя недостаточно хорош?
— Не знаю, была ли то любовь или тоже — только желание. Но Айкен дал мне отношения без мести, без ревности, без желания использовать и… без страха. Вот чего тебе никогда не хватало: бесстрашия. Ты труслив, как двухнедельный щенок, едва услышав гром и еще не дождавшись дождя, ты забиваешься под лавку. Тебе повезло только в том, что ты менее грешен, чем брат. Мне жаль Аннувн, искренне жаль — сменить одного дерьмового короля на другого.
— О, ты же это не всерьёз…
Зоя и сама знала, что последние слова сказала нарочно, чтобы задеть Карла, на самом деле она так не думала. Больше того, Карл был пригоден для правления куда больше, чем Габриэль, и обычно, в не касающейся романтической стороны жизни, был достаточно смел, чтобы стать достойным королём. Но чего только ни наговорит обиженное сердце! Пусть даже и рубиновое.
Прошла зима, настала весна. Зоя упорно упражнялась в колдовстве, так что их квартира наконец стала полностью невидимой для волшебных существ, недосягаемой, даже если бы сам король Габриэль вдруг встал посреди лестничной клетки их этажа. Можно было бы отныне забыть о нём навсегда, но вот как раз теперь Хэвен, Зоя и Карл стремились к тому, чтобы разбить войско узурпатора. И потому готовились — каждый день. Кто как мог.
Зоя стала немногословной. Много тренировалась — почти всё своё свободное время, после же спала. Долго. Общаться с напарниками почти перестала. Хоть и не совсем — учитель чаще общался с девушкой, они продолжили свои тренировки. Зоя стала биться отчаянно, прилагая все силы, и в то же время без той ярости, что раньше управляла ей. Холодная злость, засевшая, как заноза, в её сердце, теперь позволяла Зое двигаться быстро, экономично и точно. Хэвен уже не всегда мог её победить.
Один раз, когда Зоя свалила его на пол ударом меча, проломив блок, когда острое лезвие замерло в сантиметре от носа Хэвена, девушка негромко произнесла:
— Ты обещал, что мне придется драться с друзьями. И я должна научиться это делать, — Хэвен видел, что щеки ученицы пылают нездоровым румянцем, — зачем, если друзей у меня не осталось?
— Как это? — изумился мужчина, — а я и Карл?
— Я не знаю, кто ты, — Зоя презрительно сморщила нос, — ты ведь Неблагой.
Она убрала меч и отошла от Хэвена. Она ничего не сказала про Карла, отметил про себя он.
Глава двадцать первая
Любовь — милая штука, драгоценный мой Нед, но она не изменяет природу человека…
Джордж Мартин, «Игра престолов»
Должно быть, лёд уже сошёл на реке, подумала Зоя, выходя из дома, давно уже сошёл. Она несколько месяцев практически не покидала квартиру — тренироваться на улице было ещё слишком холодно, а она почти всё свое время отдавала упражнениям, чтобы подготовиться к последнему походу на Габриэля. А может быть, она боялась обнаружить, что как раз зимнего холода-то она теперь и не почувствует.
Но когда она вышла мартовским вечером из дома, глубоко вдохнула прохладный воздух весны, то почти закашлялась, как от крепкой сигареты. И это несколько успокоило Зою: словно в ней оставалась частичка Айкена, как заноза, как впаянный в жилы имплант, как продетая сквозь кожу серьга, которую теперь можно вырвать только с мясом — и болью.
Девушка купила в киоске баночку кока-колы. Курить не хотелось. Она шла, потихоньку отхлёбывая газировки, щекотавшей нёбо, — хотелось чихнуть, и, слава Богине, оттого не удавалось заплакать.
Зоя дошла до моста, провела по гладкой мраморной поверхности рукой: однажды именно тут она шагала, а Айкен поддерживал её. Когда чувства между ними стали слишком очевидны, чтобы их скрывать. В тот день началось их падение в эту пропасть горя.
— Он уже достиг дна, — пробормотала кукла, поставив баночку на парапет. — А я ещё лечу, кажется.
Она перебросила ноги на сторону, ведущую к воде, устроилась поудобнее и устремила взгляд на заходящее вдалеке солнце. Будь у нее человеческое сердце, она бы сказала, что чувствует, как его в этот момент распинают на железных крюках. Горе и тоска по Айкену догнали её сейчас — почти через полгода после его смерти. Все долгие дни до, которые она проводила в вынужденном, вымоленном у сознания забвении, рухнули всей неисплаканной тяжестью в тот миг ей на плечи, согнули, исторгнув из груди тяжёлый вздох, тихий стон. Девушке пришлось встряхнуться, как птице, чтобы снова выпрямиться.
Зоя подумала, что уже слабей, чем раньше, чувствует холод камня, на котором сидит. Её по-человечески обострённые чувства начали возвращаться в прежнее — неживое — состояние. По крайней мере, рядом с Карлом это происходило не так же быстро, как с Габриэлем. Девушка покачивала банку колы, опустив кисть между немного расставленных коленей. На губах остался сахар газировки, ветер трепал волосы.
— Ты давно полюбила сидеть у воды?
Зоя обернулась. В тот же миг Карл набросил пальто ей на плечи.
— Вовсе незачем, мне уже не холодно, — девушка покачала головой.
Но Карл сел с ней рядом, не взяв пальто назад.
— Ты следил за мной? — она закусила губу.
— Нет. Но знал, где ты будешь. Всё-таки, мы связаны изнутри, этого нельзя отрицать.
— Я думала, с Айкеном мы тоже связаны.
— Так и было. Наверное. Не забывай, я украл твою душу у человека — кто знает, какой ей
