47» на синем борту. Лина была безумной и не могла подсобить в выборе плавсредства, а Марьятта могла помочь только ахинеей, выдаваемой за молитву, так что Еве в этом вопросе пришлось полагаться только на себя.
Держа с Антеро странный зрительный контакт, Симо забрался к женщинам в лодку. Было неудобно, но он знал, что не споткнется и не опростоволосится. Только не сейчас. Он завел мотор, давший приятный душок отработанного топлива, и направил лодку к светившемуся арочному проходу, используя блики погасшего неба как ориентир.
Наконец грот остался позади. Беглецы испытали облегчение.
Марьятта, подтянув ноги к груди, притихла у скамеечки за пассажирским сиденьем. Страх выпасть заставил ее держаться ближе к полу. К ней привалилась Лина, со слабой улыбкой поглаживавшая ступни экотаона через сапоги. Ева села справа от следователя. Она все еще чувствовала в себе следы секса, но ощущала, как черная любовь покидает ее тело.
Симо хотел сказать что-то ободряющее, что-то такое, что подхватило бы море и донесло до материка, скрывавшегося за западной частью острова, но передумал. С его ли сорванным голосом бодрить? Внезапно следователя охватил липкий ужас. Антеро, этот чертов безумец, не доставил им хлопот не потому, что поверил во что-то или испугался оружия. Нет. Старик отпустил их, потому что знал, что беглецов сожрет ночное море!
Симо в страхе завертел головой, выискивая угрозу. Щупальца легендарного Кракена, рвавшие волны на пенные клочки, притаившиеся под водой скалы – что угодно. Но ничего не было и в помине, и следователь в растерянности взглянул на отдалявшийся грот. Огонек факела более не высвечивал фигуру с камнем. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не поверить в то, что старикан мистическим образом переместился прямиком к ним в лодку. Симо закрыл глаза и глубоко вдохнул прохладный сумасшедший аромат моря.
Пусть страхи навсегда останутся на Сиренах Амая.
2
За мгновение до того, как моторная лодка покинула грот, случилось еще кое-что. За отплытием лодки, больше походившей на катер, наблюдал не только Антеро. Со ступеней тихо сошел Тео. Облаченный в наспех надетые драные штаны и пиджак, он напоминал босоногое пугало. Дозорный отправился бы за Амаем и голышом, но рассудок подсказывал, что подземный бог не жаловал голые задницы, иначе бы сам сверкал таковой.
Внутри Тео все возликовало, когда Красный Амай приказал общине прикончить себя. Он знал, что бог тащится от уродств, но разве не лучше душить жертву двумя руками и презрительно щурить при этом два глаза? Для дозорного это означало, что всем этим глазикам и ссохшимся ручкам пришел конец. КОНЕЦ!
А еще Тео не спешил выполнять убийственный наказ. Позднее – да, обязательно. Но не сейчас.
Ему до коликов хотелось сопроводить Амая, потому что тот ну очень скверно ориентировался в собственных владениях. Но таков уж был его выбор – вселиться в глупого богомола с материка. Да, с ним шел экотаон, знавший остров как свои пять пальцев, но дозорный решил, что подстраховка не повредит.
И теперь Красный Амай отправился дальше. Возможно, в другом месте он создаст общину получше, раз эта его так разочаровала. Тео и сам ощущал легкое разочарование и испытывал злобу. И злобу, будто громоотвод, притягивал Антеро.
Духовник сомневался в собственном боге.
Антеро в этот момент предавался мучительным размышлениям. Перед его глазами все еще пылал образ Красного Амая. Да, Симо Ильвес не солгал, когда обещал вернуться, но по какой-то причине следователь не осознавал, что стал другим. По-настоящему другим, а не просто разгневанным мужчиной, товарищей которого убили.
– Ничего, Симо Ильвес, у тебя еще откроются глаза. И откроются они куда быстрее моих.
Он в полной мере постиг, что все, чем он жил, не отличалось от луковой шелухи – было обманкой, сухой и лишенной сока.
Старик не сопротивлялся, когда дозорный взял камень из его руки.
– Ты не отвел взгляда от Красного Амая, когда он приблизился, – сказал Тео, трясясь от злости.
– Только потому, что смотрел во все глаза…
Последним воспоминанием Антеро стала вспышка боли в правом виске.
3
Холодный морской ветер трепал ее волосы, ероша и подбрасывая их. Происходящее было переполнено магией – но только не той, когда на детском утреннике из цилиндра достают обмочившегося от ужаса кролика. Эта магия была взрослой и настоящей, имевшей запах секса и душок сворачивающейся крови.
Эти мысли отпечатались на лице Лины, на котором застыла полуулыбка. Они отправились на этот дивный остров разыскивать сирен и даже сумели похитить одну из них. Разве это не мило? Лина перевела влюбленный взгляд на Марьятту. Та никогда раньше не была на борту лодки и теперь жмурилась от страха.
– Ты будешь жить у меня, маленькая птичка, – прошептала Лина. Ее толстые пальцы заскользили по штанине экотаона. – Мы будем вместе принимать ванну, а по вечерам станем наслаждаться белым вином и виноградом. И каждую ночь будем любить друг друга. Ты – меня, а я – тебя. – Она повысила голос: – Я права, Марьятта? Все так и будет? Какое чудесное птичье имя.
Отвечать сумасшедшей не имело смысла, и Марьятта продолжила жмуриться. Она молила Саргула, чтобы тот обратил взор на это суденышко и заставил его двигаться чуть медленнее. Ну пожалуйста, упади тебе на голову камень!
В своих фантазиях Лина уже набрала для Марьятты горячую ванну. Пена с ароматом бананового мармелада прекрасно увлажнит кожу. Лина не отрицала, что это всего лишь повод увидеть лапы сирены. Хорошенько их разглядев, она и сама двинется по пути загадочного совершенства. Чик-чик, и Лина – настоящая птица!
Она хихикнула, а потом раскрыла рот и издала осторожный звук, похожий на карканье.
Лина не замечала, что за ней наблюдает Ева. На фоне темно-синего неба, усыпанного звездами, глаза девушки сверкали холодными огоньками. Кутаясь в одеяло, Ева пересела на скамейку напротив.
– Лина, я знаю: ты убила Харинова. Симо сказал, что видел его на дне ямы.
– Страсть убила этого горького онанюгу, – пожала плечами Лина.
– Возможно, возможно. – Ева нехорошо заулыбалась. Ее левая рука дернулась к переносице и, поправив сползавшие очки, опала. – А еще я помню, как ты предала меня, Лина. Помню это лучше, чем хотелось бы. Но знаешь что? Я от этого только выиграла. – Она распахнула одеяло и показала бинты, желтые от пота и красные от крови. – Потому что у меня, ты не поверишь, нашли сердце экотаона.
Марьятта распахнула глаза, посчитав, что ослышалась. Но это происходило на самом деле: казалось, Ева влезала в разум Лины и меняла там местами и без того перепутанные
