Берхард выглядел как окровавленная тряпка, распластанная на снегу, но, кажется, не намеревался испустить дух в ближайшее время. Ни багровые гематомы на его лице, ни лопнувшие сосуды не могли скрыть злого блеска его глаз. Это хорошо, подумал Гримберт. Раз у него остались силы на злость, может, и выкарабкается. Злость – великий лекарь, она в силах поднимать на ноги даже тех, чья душа с трудом цепляется за тело.
– Я думал, ты и сам планировал что-то в этом роде, когда вел меня сюда. Разве нет?
– В Чертову Купель? Дьявол! Конечно нет! Я хотел заманить вас обоих под лавину на Большой Лапе. Даже подготовил заранее заряд и… кх-хх… А, к черту. Что уж теперь…
– Недурная задумка, – согласился Гримберт, глядя на спокойную поверхность озера. Альбы быстро затягивали свои раны, поверхность уже укрылась полупрозрачной легкой корочкой. Еще несколько часов и она надежно схватится, наращивая ледяной покров. – Но если прошлое и научило меня чему-то, так это тому, что иногда самая удачная задумка оборачивается черт знает чем. Мой план был проще. Я уповал на удачу.
– Удачу… – прохрипел Берхард, выплюнув на снег кровавый сгусток. – И тебя еще мнят хитроумным Пауком!.. Ты выжил не потому, что хитёр или ловок. Ты выжил потому, что тебя спасла цепь непредсказуемых совпадений. Знаешь, что это значит?
– Что?
– Что рано или поздно ты умрешь, мессир. И я рад это знать. Когда очередное совпадение окажется не на твоей стороне. Жаль, что я уже не буду иметь к этому отношения… Кхх-кхх…
– Несомненно, – подтвердил Гримберт. – Вот только…
Берхард скрипнул зубами.
– Чего ты стоишь и пялишься, ублюдок? Просто подними свою чертову ногу и раздави меня. Конечно, я предпочел бы пулю, но… Черт, не в моем положении перебирать, верно?
Он не делал попытки спастись. Не пытался отползти или прикрыться. Просто лежал на снегу в тени стального колосса, терпеливо ожидая своей участи. Словно все животные инстинкты, верно служившие ему, вдруг покинули его.
Смерти боятся те, кому есть что терять, подумал Гримберт. Что терять ему, человеку без титула, без надежды, без будущего? Если в его жизни что-то и оставалось, так это месть.
– Как ты потерял руку? – внезапно спросил он. – Это ведь было не под Ревелло, так?
Губы Берхарда превратились в кровавое месиво, но ему все же удалось улыбнуться, пусть и ценой мучительных усилий.
– Под Ревелло. В некотором смысле. Но уже после боя. Впрочем, откуда тебе помнить… Туринцы взяли меня в плен. И провели через Железную Ярмарку, как и прочих мятежных баронов. Мое тело сшили с телами нескольких других бедняг. Не такая кропотливая работа, как с Лотаром, но тоже… недурно. Моя рука вросла в чей-то бок. Но в ней остались нервные окончания. Когда я шевелил пальцами, несчастный, связанный со мной, орал от боли.
– Так ты был химерой?
– Недолго. Я отпилил свою руку. Тупым кавалерийским тесаком. И ухо, которым врос в чье-то плечо. Пришлось работать много часов, но я справился. Освободился. Жаль только, что моим товарищам по несчастью так не повезло. Отрезанная рука так и осталась у кого-то в боку. Некроз. Он закончил то, что не закончили твои люди. Что ж, лучше так, чем жизнь в образе чудовища.
– А ты, значит, бежал подальше от столицы и сделался контрабандистом.
Берхард устало пожал плечами:
– Я всегда хорошо знал Альбы. Любил охотиться в этих краях… Но я знал… Я знал, что когда-нибудь Господь даст мне возможность свести счеты. Посчитаться с двумя чудовищами, погубившими мою жизнь.
– Спасибо, – произнес Гримберт, хоть и не имел ни малейшего понятия, за что благодарит этого человека. – У тебя все?
Тень рыцарского доспеха упала на лежащего человека. Она была столь велика, что Берхард легко поместился в ней целиком. Но даже не вздрогнул, когда стальная туша закрыла от него солнце.
– Один… один вопрос напоследок, мессир.
– Слушаю.
– Как ты узнал? Кхх… Как ты узнал, что это был не Лаубер? Ты же не видел… Не мог знать…
– Как я узнал? – рассеянно переспросил Гримберт. – Как я узнал, что ты солгал мне? Довольно просто, честно говоря. Из-за твоей собственной ошибки. Ты сказал, что его люди называли его мессиром. «Мессир Лаубер», так ты сказал.
– Да.
– Никто из северян не стал бы именовать Лаубера мессиром. В их краях другие традиции, там к рыцарю обращаются «сир».
– Сир… – пробормотал Берхард. – Ну и паскудно же звучит…
– Имперские традиции, – вздохнул Гримберт. – В старой части империи многие за них цепляются, точно… утопающие за лед. То ли дело в восточных землях…
Берхард утомленно прикрыл глаза.
– Я понял. Глупо. Ладно, заканчивай. Я не хочу подхватить пневмонию, валяясь вот так вот.
Достаточно было одного короткого мысленного импульса, чтобы покорный Гримберту великан занес ногу. И еще одного – чтобы превратил лежащего перед ним человека в хлюпающий на снегу кровяной сгусток. Несовершенные сенсоры доспеха даже не смогут передать в полной мере его цвета.
– Тогда поднимайся.
* * *
– Что?
– Поднимайся! – нетерпеливо бросил Гримберт. – Мы все еще в чертовых Альбах, если ты не забыл, а мне хотелось бы заручиться помощью надежного человека, чтобы покинуть их живым. Кроме того… Кроме того, у дядюшки Лотара может оказаться много племянников и прочей родни, которая устремится по нашему следу, узнав о его никчемной кончине. Некоторые из них, надо думать, мало уступали ему красотой.
Берхард через силу открыл глаза и посмотрел ему в лицо. В броневой щиток рыцарского доспеха, но Гримберту, сидящему внутри бронекапсулы, показалось, что бывший барон встретился с ним взглядом.
– Ты хочешь, чтоб я снова стал твоим проводником?
– Не просто проводником. Оруженосцем. Даже рыцарю без герба нужен оруженосец.
– Паршивый же из тебя получится рыцарь, – процедил Берхард сквозь уцелевшие зубы. – Старая развалюха, годная лишь пугать ворон…
– И старый однорукий оруженосец, ненавидящий своего сеньора, – согласился Гримберт. – Разве не прекрасное сочетание? Мы оба калеки, пусть и на свой лад, а калеки издавна держатся друг за друга, чтобы выжить.
В заплывших глазах бывшего барона мелькнуло что-то похожее на любопытство.
– Я бы, пожалуй, засмеялся, да только все мои ребра, кажется, лопнули до единого… Чем ты решил меня купить, Паук? Золотом, которого у тебя нет? Титулом, которого сам лишен?
– Ни к чему. Я дам тебе гораздо большее. Возможность увидеть, как я умру. Ты ведь, кажется, этого жаждал? Ты сам сказал, что я долго не проживу. Меня сведет в могилу или проклятая самоуверенность, или несчастливое стечение обстоятельств. А значит, ты сможешь видеть это воочию. Наблюдать за тем, как твой мучитель умрет. Черт возьми, немалая плата, а? Уж точно выше, чем какая-нибудь баронская корона!
