Когда демон окутал старого Фэйри, тот издал слабый квохчущий стон. Саня стонал и бил кулаком по дороге, проклиная себя за неловкость и трусость. Ночные птицы затихли в кустах. Младшая ожидала всего чего угодно, она зажмурилась и приготовилась к худшему. Приготовилась к тому, что от старика останутся одни ноги до колена, или что его заморозят заживо, и он рассыплется на части, как показывали в страшном американском фильме про инопланетян. Но ничего такого не случилось. Бескостный пробуравил дядюшку насквозь и, колыхаясь, уплыл в заросли терновника. Дядя Эвальд покачнулся и рухнул на четвереньки. Он кашлял, изо рта его капала кровь, но внешне старик ни капельки не пострадал. Он так же, как Мария, покрылся льдом, весь посинел и трясся. Пока тетя Берта с плачем обнимала кровника, он вздрагивал и непонимающе озирался.
— Священные духи! — шептал Бернар. — Пусть падет гнев…
— Это я виноват, — причитал Саня. — Верь-не-верь, мог же его удержать, вот напасть какая…
Анка уже угадывала несколько волшебных фраз, которые произносил Бернар в моменты крайней опасности. Раньше она полагала, что это молитвы, но заклятия отличались от молитв православному Богу самым коренным образом. Добрые Соседи никогда не обращались к своим таинственным покровителям униженно; похоже, они считали многочисленных духов кем-то вроде партнеров.
Мария хрюкала и трясла шевелюрой, превратившейся в комок белой паутины. От ее висков поднимался пар. Наезднице удалось разомкнуть веки и удалось выдернуть руку из хищного времени обочины.
Звук был такой, словно в фортепьяно лопнули сразу несколько басовых струн. Наездница перекатилась на спину и шевелила подогнутыми ногами, как опрокинувшийся скарабей.
Насчет дяди Эвальда Младшая уже не сомневалась. Эвальд действительно ничего не заметил, и это было даже страшнее, чем появление демона. Ведь человек никогда не видит собственной гибели. Зато он первым увидел что-то далеко в поле и силился показать остальным.
— Скачут… на конях, с фонарями… — Бернар приподнял шевелюру, и Младшая увидела встопорщенные кисточки на ушах. — Нет, нет, можно не бояться, это дальние кровники…
Дядю Эвальда общими усилиями усадили на сумку, закутали во все имеющиеся тряпки и влили в рот несколько глотков бурбона. Он непрерывно валился на бок и бормотал нечто бессвязное, но внешне почти не пострадал, если не считать царапин на щеке. Гораздо хуже дело обстояло у Марии. Ей удалось-таки освободить левую руку, но с кистью что-то случилось. Великанша прижимала ее к груди и баюкала, скрипя зубами, словно отогревала котенка. Впервые Анка слышала, чтобы железная капитанша воздушного корабля стонала от боли. Сквозь ее стоны все четче слышался дробный топот копыт.
Адская тварь испарилась среди кочек, как будто ее и не было, оставив после себя удушливый смрад. Анка поднялась, кое-как отряхнулась. На макушке лежал иней, щеки Бернар ей растер рукавом. Тетя Берта взяла себя в руки, прислонила покорного дядюшку к баулу и кинулась к наезднице. Саня подобрал оброненный в пыль пистолет и сразу же с воем выпустил его из рук. Замерзший металл содрал ему кожу с пальцев. Русский Фэйри отплевывался и тихо ругался в темноте.
— Что с вами? Покажите руку!
Мария раскачивалась, сидя на кромке дороги. Берта и Саня пытались ее согреть, Бернара послали сторожить дядю Эвальда. Анка тоже приняла участие в спасении Марии, изо всех сил дышала наезднице на лицо, пока к той не начал возвращаться румянец.
— Покажите руку! — требовала Берта.
Младшая не понимала английскую речь, но хорошо поняла, что экспедиция угодила в очередную беду. Про такие раны доктор Шпеер Анке ничего не рассказывал, даже не упоминал. Рука Марии от кончиков пальцев до локтя… постарела.
От локтя и выше начиналась упругая смуглая кожа в мелких черных волосках, кое-где покрытая шрамами и следами ранений; кожа вечно юной женщины, натянутая на вечно юное мясо, обновляемое реанимациями атлантов. Но ниже локтя предплечье съежилось в полтора раза, оформилась кость, игравший мускулами атлас кожи преобразился в морщинистую, в старческих пятнах тряпочку. Мария с ужасом в глазах притрагивалась здоровой правой рукой к искалеченной лапке столетней старухи. Ногти ее шелушились и осыпались, суставы вспухли болезненными шишками, на тыльной стороне ладони змеились старческие узловатые вены.
— Я ее не чувствую… не могу ничего удержать… кости ноют… — с каждым словом у наездницы лопались замерзшие губы и вскоре весь подбородок оказался залит кровью.
Берта жестами приказала Анке помочь ей наложить повязки. Затем предстояло в сумерках разыскать брошенную на дороге сумку с медикаментами и найти нужную мазь для губ и век.
— Эй, слышите? Они едут сюда! — предупредил Бернар из темноты.
Младшая оглянулась. Над тропой колыхался неровный свет масляных фонарей. Доносились звон металла и фырканье разгоряченных животных. Приближалось не меньше пятнадцати всадников. Невдалеке они замедлились и остановились — видимо, посовещаться. Дядя Эвальд поворочался в пыли, сделал усилие встать, но снова рухнул на дорогу. Ему удалось приподнять голову, плечи тряслись, по подбородку стекала розовая слюна. Старик что-то приказал Бернару и снова без сил опустился на землю. Парень метнулся к сумке с оружием.
В этот момент, совершенно не вовремя, над горизонтом вылупился краешек желтой луны, и болота начали оживать. Анка так и не успела понять, прошла целая ночь, или это только начало.
— Тетя Берта говорит, что Марию надо оттуда немедленно убрать! — перевел шепот старухи Бернар.
Тетя Берта прикрикнула на растерявшегося Саню, а сама потрусила к Эвальду. Бернар прикладывал все силы, чтобы поднять старика на ноги.
— А ну-ка, вместе! — скомандовал дядя Саня, подлезая под плечо великанше. — Машенька, давай, милая, надо встать!
У Марии тряслись губы. Она все так же тупым, остановившимся взглядом рассматривала усохшую кисть. Анка забралась к ней под другое плечо и, вместе с Саней, они сделали неудачную попытку подняться. Анке хотелось заплакать от бессилия, наездница была слишком тяжелой, ее ноги загребали песок, но отказывались держать туловище вертикально.
Желтая луна целиком вылезла из-за гребня далеких холмов. Она больше не казалась Анке приветливой, скорее, походила на шляпку ядовитой жабы, злорадно насмехающейся над людьми. Очнулись и затренькали на разные голоса ночные птицы, с сухим шорохом пикировали летучие мыши, донесся сонный вопль какого-то потревоженного зверя.
Вместо тети Берты прибежал Бернар. Он сменил Анку, и вдвоем мужчины кое-как придали наезднице вертикальное положение. Берта сидела рядышком с Эвальдом, обняв его за плечи, положив себе на грудь его мохнатую седую голову. Обеими руками старик сжимал рукоять пистолета.
По Пыльной тропе низкими кучерявыми волнами наступал розоватый туман. В тумане передвигались конные фигуры. Звякала амуниция, неровно дышали собаки. Первые синие гончие замерли в нескольких шагах от сидящих на бауле стариков. Они тревожно поднимали морды, но не лаяли и не скулили. Затем к ним присоединились огненно-рыжие подруги с длинными мордами и красивой расчесанной шерстью. Эти были плоские, как рыба камбала. Они тоже зря не тявкали. Младшая смутно припоминала, что существуют разные породы охотничьих собак, но ей казалось крайне удивительным, что собаки выкрашены как попугаи.
