мою обувь, пусть даже ходит в нее в туалет, пусть спит в моей кровати и слюнявит мою одежду. Мне совершенно не жалко.
(Должна ли я сказать, что у Саши была аллергия на домашних животных, причем удивительным образом на всех сразу? Должна ли дежурно пошутить, что со временем аллергия у него развилась и на меня? Мне до сих пор кажется, что это будет бестактно – видите, мне даже мои мысли, никому не видные и не слышные, кажутся неуместными. Порочащими память.)
За делами, связанными с переездом, я совершенно забыла, что пару недель назад коллеги предложили созвониться в зуме всей командой – познакомиться, выпить вина онлайн и прочее. Я дошла до того, что согласилась, и последние несколько дней мучительно думала, нормально ли будет соскочить, пока мое чувство вины не провозгласило, что соскакивать поздно. Сейчас совершенно точно уже было поздно – я видела, что кому-то уже пришла в голову та же самая идея, участников оставалось все меньше и меньше, и мне было бы неловко подвести организаторов, тем более что все эти люди были на редкость добры ко мне.
Я много думала о том, похожа ли я на так любимых поп-культурой персонажей, которые открыто избегают или презирают других людей, но в глубине души боятся обжечься (открыться, ошибиться, что-нибудь еще на букву «о»). Но дело в том, что на них похожи буквально все. Другое дело, что мы пребываем под воздействием иллюзии: нам кажется, что мы избегаем и убегаем потому, что мы хуже других, что в нас нет того, что они ищут, что воображаемую проверку на качество мы не пройдем (а что еще страшнее, не сможем жить с осознанием этого – тут все правда, мы больше боимся своей реакции на ужасное, чем самого ужасного). Но на самом деле все наоборот: убегаешь потому, что считаешь себя лучше других, считаешь, что они тебя обязательно разочаруют, потому что тебе нужно вот то и вот это, а ни у кого, кроме тебя, этого больше нет. Чаще всего нам нужно быть скромнее, а не увереннее в себе.
Кроме того, я не могу сказать, что боюсь обжечься. Я просто одичала. Я сразу придумала кучу возможных проблем: вдруг у меня будет плохое видео, вдруг голос будет звучать прерывисто, вдруг я буду тем человеком, чье лицо застрянет на экране в самом дурацком выражении? Конечно, другие люди так не заморачивались. То есть, конечно, я хорошо понимала, что у меня старая квартира без ремонта и что нужно найти максимально нейтральный угол. Единственный простенок без ничего у меня был между шкафом и шкафом, я даже притащила туда стул, но сидела там как наказанная. (Конечно, я могла бы размыть фон, но это мне показалось еще более постыдным – что я скрываю, от чего хочу отвлечь внимание?) Вместе с тем кто-то сидел на кухне с вещами, развешанными на веревках. На заднем плане маячили дети, кошки и собаки. Нас было восемь человек, и при этом встреча получилась интимнее, чем я ожидала: я смеялась как дурочка и, по-моему, вела себя совершенно неприлично.
Я так давно не была среди людей. Это весна, говорила я себе, это все дурацкая весна. Это весна и еще изоляция. Это весна, изоляция и еще последние два года, хотя нет, наверное, всего один год или даже меньше, потому что как минимум на первый год у меня все внутри стало совсем глухое, да и снаружи тоже, впрочем. Удивительно, как можно искренне поверить, что что-то в нашей жизни навсегда. Я серьезно думала, что я выключилась и больше никогда не включусь. Мне так казалось, все мои инстинкты говорили об этом. Все мои инстинкты в ответ на советы из умных книг говорили «нет», а теперь сделали именно то, о чем писали умные книги.
И теперь я чувствую себя довольной, довольной и обманутой, потому что мне обещали, что чувств больше не будет. Мне казалось, что я очень долгое время прожила в подземном царстве, но теперь, когда я выбралась из него наружу, обнаружилось, что оно следует за мной везде.
* * *
После встречи у меня с непривычки ужасно болит голова, а еще решительно нужно что-то предпринимать с деньгами. Как минимум отключить мысленную Марину, которая продолжала злорадствовать по поводу несданной квартиры и упущенной выгоды. Мне было стыдно в очередной раз писать в чат, тем более что я видела, что туда пишут другие и работы нет сейчас ни для кого. Мне было еще более стыдно фантазировать о том, что вот вдруг сейчас кто-нибудь заболеет и мне перепадет чужая статья. Особенно после вчерашнего, особенно после того как я начала понимать, что в нашем чате тоже живые люди, о которых я теперь чуть больше знаю.
Денег со вчерашнего дня у меня не стало меньше – просто мне сбросили ссылку на последнюю мою статью, которую я сдала три недели назад. Обычно это меня радовало. Сейчас я начинала сердиться. Последние два или три дня я вроде бы должна была успокаиваться и привыкать, но вместо этого сердилась по любому поводу.
Марина уже стала активно предлагать мне способы заработка, все одинаково нереалистичные в нынешней ситуации.
Ну давай я что-нибудь твое переведу на немецкий
Я не совсем представляю, как это можно легально сделать
А потом, я могу сама перевести на английский, просто с какой целью
Что с этим дальше делать
Не, ну на английский перевести сейчас дело нехитрое
А вот у кого есть публикации на немецком
Марин, я просто даже не знаю, кого и чем это может привлечь
Ну, может быть, мы прикрутим к этому делу какой-то краудфандинг
вообще я знаешь что подумала, только ты не обижайся и не дуйся раньше времени, как ты это любишь делать
тут очень везде популярна вся вот эта тема с домашним насилием
может, стоит какую-то книжку тиснуть на эту тему
ты напишешь, я переведу
возможно, отредактирую
это реально может быть нам обеим полезный и выгодный проект
поставим оба наши имени, ты пойдешь первой по алфавиту
Конюхова, соглашайся
Для нее я была Конюхова, по-моему, с первой минуты нашего знакомства. Или с первой секунды. Марину мало интересовало мое имя, но Саша, как оказалось, считал, что в доме должен быть один человек по имени Саша. Я могла это понять, когда к нам приезжал кто-то еще – как раз когда у нас впервые после свадьбы в гостях
