Книга Мат - Юрий Алкин

Он плавно ввел машину в очередной поворот, наслаждаясь скоростью. Надо бы, конечно, притормозить. Знак только что просил ехать ровно в два раз медленнее. Но полиции здесь обосноваться негде, а так, со свистом веселее. Вот так тебе, вот так тебе, за все, за все заплатишь ты… Куда это он? Черный автомобиль, видимо, куда-то очень торопился — он вдруг дернулся и уверенно вышел на встречную полосу, проигнорировав непрерывную белую линию. Здесь обгонять?! С ума он, что ли, сошел? А если навстречу кто-нибудь выскочит? Вот ведь придурок. Алан с раздражением начал нехотя притормаживать, хотя делать это на повороте было не очень удобно. Автомобиль ждать, однако, не захотел. Он хищным скачком продвинулся ближе и встал рядом, словно солдат в строй.

И тогда Алан увидел лицо человека за рулем. Каменное, спокойное и равнодушное. Почему-то раньше он даже не пытался рассмотреть водителя. Человек неторопливо повернул голову, а затем — рывком — руль. Черная сверкающая стена резко придвинулась почти вплотную; Алан не успев ни о чем подумать, увел руль вправо, попытался нажать на тормоз — и понял, что уже не контролирует машину. Шатнулась навстречу низкая стальная полоса ограждения, из-под колес метнулся и полоснул по нервам пронзительный скрипящий звук. Мелодия в голове взвизгнула и остановилась. И солнце вновь, как в тот день, разлетелось на тысячи сверкающих игл…

Минуту-другую Кларк потухшим взглядом смотрел на закрывшуюся за Эдом дверь. Затем пододвинул к себе телефон.

— Да, — без приветствий сказал он минуту спустя, — все именно так. Гениальная липа. Спасибо Эду.

Трубка что-то возмущенно буркнула в ответ.

— Ну, дурак, что делать, — вздохнул Кларк. — Переспал с этой куклой, а этот как-то узнал. Что?.. Нет, ума не приложу как. Да какая теперь разница. Узнал — и сразу в бараний рог скрутил.

Из трубки донеслось властное недоумение. Кларк снова вздохнул.

— Эд и сделал. Бланк, качество — все как положено. Главное, он ему приказал все зарплаты туда вписать. Эд утверждает, что возражал, но безуспешно. Железная получилась бумага, я бы сам поверил.

При этом известии трубка разразилась яростным клокотанием.

— Ну, какой там саботаж, — устало сказал Кларк, когда клокотание утихло. — Справимся, объясним. Они же могли и сами друг другу рассказать. Скажем, что дурак уволен… Разумеется, придется уволить… А? И с этим разберемся. Что мы, базу не подведем? Я вам за полчаса речь настрочу. И все у вас будет в соответствии. Надо только оперативно действовать, чтобы они это услышали от нас, а не от них. И, по крайней мере, о посягательствах Эда беспокоиться не надо. Там все было по полной программе и по обоюдному согласию. Я его знаю. Дурак, но никак не маньяк.

Трубка более-менее успокоилась и принялась давать указания.

— Это все ерунда, — непочтительно сказал Кларк, когда поток указаний иссяк. — Это мы сделаем. А вот он… Вот где проблема. Мы же знаем, что у нас победить нельзя. Это — факт. Нормальный человек здесь победить не может. Да и талантливый тоже. На том стоим. А он победил. Только не у нас, понимаете? Не у нас, а нас. Нас самих.

Окончательно успокоившаяся трубка авторитетно высказалась. Кларк покачал головой.

— Эд здесь ни при чем. Документ, шантаж, Эдова глупость — это все частности. Не было бы Эда, он бы другой способ нашел. Вы бы видели, как они на него смотрели под конец. Как этот мальчик на него смотрел. Я такие взгляды только в кинохрониках встречал. За пять дней довести до такого состояния десяток незнакомых незаурядных людей даже талантливому человеку не под силу. И еще этот разговор со мной… Вот в чем проблема. А не в Эде. Вот вы хотя бы об этом подумайте: он себе поехал домой, будучи первым победителем за всю нашу историю. А все остальные разъехались с промытыми мозгами и ожидая черт знает какие сокровища. Мне даже представить сложно их реакцию, когда они узнают, что им ничего особенного не светит и светить не может. Они ведь догадаются, что это расстарался кто-то из их коллег. Но и тогда, я уверен, и тогда половине из них даже не придет в голову подозревать Майкла. Вы себе даже близко не представляете, что он с ними сделал за эти пять дней.

Трубка разразилась поучительными трелями. Кларк поморщился.

— Я его профайл сам читал. Ничего подобного там и близко не было. Умный, яркий, незаурядный… стандартная белиберда. Не было там ничего подобного, не было, и все. И в этом вся соль.

Трубка высказала короткое соображение.

— Да какая там казуистика! — вдруг рявкнул Кларк. — Я двадцать лет этим уже занимаюсь! Я их всех знаю, всех видел, знаю лучше, чем они сами когда-нибудь знать будут! Не был он таким! Не был! А теперь взял и стал! Знаете, кто он на самом деле? Не знаете? Так я вам скажу. Он гений, ясно вам?! Гений! Как Моцарт. Такой, какие раз в три поколения рождаются. Только ему пианино никто не давал. Читали ему о музыке, говорили ему о музыке, долбили ему о музыке, а пианино не давали. Не подпускали даже! Говорили ему, что инструменты вообще больше не делают, что музыка — это уродливый пережиток прошлого, что музыка — это для дикарей. И он сидел себе в своей конторе и готов был просидеть там всю жизнь, потому что по-настоящему ему ничего, кроме музыки, не надо. Только он не мог это даже толком понять. Потому что пианино ему никто, никогда, нигде не давал. А мы дали! И мы не только дали. Мы показали ему, как на нем играют, мы рассказали ему, что музыку никто не отменял, мы ему песни спели о том, как он замечательно играть на нем будет, и мы сказали ему, что с этим инструментом он может делать все, что ему заблагорассудится. И вот этими нашими играми мы его разбудили! Вот то, что в нем спало годами, вот это мы и разбудили!

Он замолчал, подвигал желваками и устало сказал в ошарашенно молчащую трубку:

— К власти он пришел самым демократическим путем. Честных он очаровал. Сильных заставил служить. Тех, кто не захотел его любить, заставил бояться. Аналогий никаких не видите? И все за пять дней. Пять дней. Говорю вам — мы разбудили что-то страшное.