Деньги, деньги, деньги. Александр Борисович вспомнил, как когда-то у них в главке на юбилейном вечере выступал Кобзон. После концерта он принял участие в застолье. Турецкий оказался рядом с певцом, тот рассказывал тьму забавных историй из жизни эстрадников. Один из милиционеров оказался таким докой по части эстрады, что спросил:
— Иосиф Давыдович, почему о вашей интуиции ходят легенды?
Тогда Кобзон со смехом рассказал о том, как однажды находился на гастролях в среднеазиатской республике. Местный организатор выдавал артистам только суточные. А весь гонорар обещал заплатить перед последним концертом. И вот наступил последний день, вот-вот начнется концерт, а продюсера нет как нет. Кобзон за кулисами играл с трубачом в нарды и вдруг спокойно пошутил:
— Мне кажется, сейчас наш продюсер едет с нашими деньгами в аэропорт.
Через какое-то время он добавил:
— Мне кажется, наш продюсер собирается сбежать с нашими деньгами.
После того как Иосиф Давыдович сказал это в третий раз, музыканты позвонили знакомому местному жителю, тот связался с начальником милиции, и вскоре этот продюсер с полными портфелями денег был задержан в аэропорту.
— Вот с тех пор про мою интуицию и ходят легенды, — закончил Кобзон под общий смех присутствующих…
Раздался стук в дверь, и на пороге появился адвокат Гордеев. В свое время Юрий Петрович был следователем Генпрокуратуры и работал вместе с Турецким. Позже уволился по принципиальным соображениям. Однако это абсолютно не мешало ему поддерживать товарищеские отношения с прежними коллегами.
Иной раз Александр Борисович поставлял ему богатых клиентов. Однако на этот раз ситуация была противоположной — поскольку денег на адвоката у Сереброва не было, его интересы в суде должен был представлять «бесплатный». Турецкий попросил Юрия Петровича взвалить на свои плечи эту обязанность. Дотошный Гордеев уже ознакомился с материалами дела и сейчас сыпанул соль на открытую рану следователя:
— Как подвигается обвинительное?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Сочувствую. У меня этот Серебров тоже вызывает симпатию. Но два хладнокровных убийства… — Адвокат развел руки в стороны, мол, это ни в какие ворота не лезет.
— Юрий Петрович, ты сказал полторы фразы и уже допустил две ошибки. «Тоже вызывает симпатию», — процитировал Турецкий. — У кого он еще вызывает?
— У тебя.
— С чего ты взял?
— Чувствую.
— Ладно, в обратном убеждать не стану. Теперь второе — почему ты решил, что убийства хладнокровные?
Прошедшим летом Гордеев отпустил усы, и теперь у него появилась новая привычка: задумавшись, постоянно пощипывать двумя пальцами то одной руки, то другой кончики усов.
— Неужели Серебров раз в пять лет приходит в бешенство? — спросил он после паузы.
— Вспышка гнева. Не может же человек часто находиться в таком состоянии. Никакой организм не выдержит. Хотя бывает длящийся аффект. — Александр Борисович вспомнил свой недавний разговор с Меркуловым. — Патологический.
— Понимаю, что ты хочешь сказать. Но в данных ситуациях было логично, если бы в состояние аффекта пришла Муромцева, у которой украдены песни. Или Козельская, которую отстранили от выступления. Но Сереброва-то эти факты непосредственно не задевали.
— Ты свои выводы формулируй не для меня, а для суда.
Они, не сговариваясь, поменялись ролями. Адвокат, которому на процессе придется защищать Андрея, сейчас пытался очернить его, стать в позицию обвинителя. Турецкий же, наоборот, старался в какой-то мере выгородить преступника. Они вели свой тренировочный диспут минут тридцать, распаляясь все больше и больше.
— Серебров очень переживал за друзей. Он мечтал о чистоте нравов в искусстве.
— Но всему ведь есть предел, Саша. Я понимаю, что Дергач мерзок, недостоин снисхождения. Но с него и взятки гладки — это малоразвитое существо.
— Правильно! А Серебров — высокоорганизованное, тонкая натура. Поэтому он и принимает отклонение от идеала близко к сердцу. Мстить за других отчасти даже почетнее, чем мстить за себя, за свои интересы. Тем более, когда речь идет о женщинах. — Александр Борисович помолчал. — Все же в том, что за убийство, совершенное в состоянии аффекта, предусмотрено менее строгое наказание, есть высшая справедливость.
— Ты отправишь его на психиатрическую экспертизу? — осторожно, словно боясь нанести преступнику вред невольной подсказкой, спросил Гордеев.
— Нет. Он не сумасшедший.
Когда адвокат ушел, Турецкий вновь принялся за обвинительное заключение. Он долго просматривал Уголовный кодекс, прежде чем остановился на статье 61 — обстоятельства, смягчающие наказание. Здесь его внимание привлекли три пункта. Первый из них, «д», звучал так: «…совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания». Избиение Дергача — это тяжелые обстоятельства, в остальном просматриваются мотивы сострадания. В пункте «з» говорилось о противоправности или аморальном поведении потерпевшего, явившегося поводом для преступления. Дергач и Ледовских, Репина и Прыжков — все тут не без греха. И наконец, пункт «и»", который для облегчения участи хорошо бы зарубить на носу всем преступникам: явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников и розыску имущества, добытого в результате преступления. В смысле имущества Серебров чист, как слеза ребенка, — он только терял.
В следующей статье кодекса говорилось о том, что при наличии смягчающих обстоятельств и отсутствии отягчающих срок наказания не может превышать трех четвертей максимального срока наиболее строгого вида наказания. Судьи найдут, как позолотить пилюлю, но Гордееву придется мобилизовать все свое недюжинное мастерство. Как ни крути, выходцу из «Пермской обители» предъявлено обвинение по статье 105 — «преднамеренное убийство».
Турецкому вдруг подумалось, что музыкальную «Пермскую обитель» можно сравнить с литературной «Пармской обителью» Стендаля не только по созвучию. Пять лет назад Андрей напоминал Фабрицио, который, отправляясь на поле Ватерлоо, был воодушевлен высоким и благородным порывом — хотел помочь освобождению своей родины. Но будучи романтиком до мозга костей, он не захотел принять теневых сторон той войны, ее грязи, крови, интриг. Жаждущий подвигов, заметных свершений, осуществления мечтаний о славе, юноша пережил полное крушение надежд. Отрезвляющие удары один за другим сыпались на его бедную голову. Пережив разочарование, он, носивший на себе печать таланта, предался бессильной ярости.
Подобно тому как уроженца Пармы воодушевляла идея освобождения родины от врагов, юноша из Перми пытался очистить от скверны искусство.
Закрыв папку, Турецкий посмотрел на стандартную обложку со словами «Уголовное дело… Сереброва…». Будь его воля, он обозначил его по-другому: «Дело шоу-бизнеса».
