Книга Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

одного человека. Потом продолжилось значительно громче, когда на перекрестке при виде меня с десяток малолеток с жуткими криками и плачами разлетелись в разные стороны. Разбуженный Тимка вторил им во всю мощь своих легких, моментально сделав мои мозги квадратными. На укачивания, «баю-баюшки» и прочие «люлюшки» пацан ответил решительным отказом. А вот на водичку будущая звезда оперной сцены согласился. Мои уши плакали от счастья.

Йискырзу находилась в полупрострации: вроде как смотрит осмыслено, но как-то сквозь. Словно я из прозрачного материала сделана. И журчит про «Просто грэйит». Кажется, она решила, что это название болезни. А может, переняла как ругательство… Стараясь не внюхиваться в эмоциональные ароматы подопечной, я дала ей напиться. Девчушка пила жадно и не отбрыкивалась, хотя попыток держать кувшинчик самостоятельно не делала. На мой взгляд, весьма адекватная реакция. Но лучше бы спросить у доктора или какого-нибудь местного знахаря…

Я огляделась – никого. Малышня разбежалась, взрослые не появились. Кругом одни заборы. Однообразно-сплошные, перекликающиеся своими оттенками темного с серым небом над головой… Ну, должен же кто-нибудь за ними быть! Взять хотя бы ближайший…

Сделав два шага, я подошла вплотную к широким плохо обработанным доскам, пропитанных чем-то темным. Возникало ощущение, словно их напилили из телеграфных столбов или шпал. В своей строительной конторе мне приходилось слышать, что народ в деревнях и дачных участках обливал основания домов отработанным машинным маслом для сохранности древесины. Может и тут та же история. Хотя не исключено, что хозяин работает сторожем на столбо-шпальной фабрике и у него такого материала ну, как гуталину у дяди кота по фамилии Матроскин. Калитки… я пробежалась взглядом по ряду довольно плотно подогнанных досок – не видно… Не страшно, вход дело наживное – забор всего сантиметров на двадцать меня выше. Главное только понять, где его организовывать. Заглянув в щель между досками, я моментально отпрыгнула назад. По ту сторону было что-то четвероногое, очень зубастое и внимательно принюхивающееся. Налаживать вход в этом месте резко расхотелось. К тому же другие заборы наличествуют.

У кандидата номер два калитка определялась невооруженным взглядом как более светлое пятно на грязно сером поле. Но заперто, а с другой стороны кто-то рычащий выхаживает.

За третьим забором, еще не подойдя к нему, чувствую страх и любопытство. Человек. Возможно, в щелку на меня сейчас глазеет. Я «поглубже» втянула в себя доносящиеся запахи. Вроде молодостью пахнет… Если не сказать детством. Может он следил по-тихой за той детворой, что стояла здесь… Да собственно без разницы какой возраст, мне сейчас любая помощь сгодится. Хоть мамку-папку крикнет уже дело. А уж от них человечности и помощи можно силой добиться, хотя лучше подкупом. А можно совместить. Так сказать, кнутом и пряником, то есть наганом и колечками-сережками. Если только соображу с чего начать разговор через забор. В принципе на безрыбье выбрать не приходится: поворачиваюсь к невидимому зрителю, показываю Тимку и прошу «есть-пить», стараясь придать своему голосу просительно-жалостливые интонации.

Наблюдатель пугается сильнее и убегает. То ли у меня акцент не тот, то ли кричу слишком злобно, то ли…

«Вот дура, а! – накатывает внезапно понимание, – за забором-то думали, что следят в тайне-безопасности, а я вся такая оборачиваюсь прямо туда, где засел ребятенок, да еще показываю, мол, его прятки для меня не прятки…»

В раздражении на себя любимую возвращаюсь к тележке, где журчащая себе под нос Йискырзу смотрит в серое небо безучастно-отрешенным взглядом.

Похоже, не судьба объясниться без живого общения.

Тимоха согласно агукнув, завозился, требуя внимания. По времени, так он вполне мог уже надуть в пеленки, а значит, нужен привал. Да я сама, кстати, чуток отдохнуть не отказалась бы. И желудок намекнул, что совершенно не возражает против кормежки. А совесть намекнула о больной подопечной…

И в тот момент, когда я вся в сомнениях берусь за оглоблю тележки, калитка забора, за которым сидел напуганный ребенок, резко распахивается, давая дорогу ЕЙ.

То, что Некрасовской Матрене Тимофеевне до ЭТОЙ еще расти и расти, мне стало понятно с первого полувзгляда. При виде такой особы взбесившиеся кони не только остановятся, но еще сами безропотно войдут в горящую избу. Чуйка любезно вопила о злобности и разъяренности вышедшей. Мои глаза, проскользив по монументальной фигуре, облаченной темно-синий фартук, буквально приклеились к сжимаемой сильными руками кочерге. В памяти, как назло, всплыл образ литературного героя, изувеченного именно таким предметом домашнего обихода24. Не шибко приободряющая ассоциация. Но другой-то нет. А тут еще мощь крупного, но совсем не жирного тела…

Мои тренера в таком случае в один голос рекомендовали довольно популярный к тому же довольно эффективный прием под названием «дать деру». И я бы его обязательно применила, если б не Тимка, да больная Йискырзу на тележке. Осознанная ответственность отодвинула первичные эмоции на задний план. В конце концов, у меня в планах драка не стояла. Так что наверняка можно спустить все на тормозах. К примеру, просьба о помощи должна слега снять напряжение, показав кочергоносице, что перед ней не враг. Осталась вся та же малость – объясниться… И надо бы как-то побыстрей, потому что меня уже окинули оценивающим взглядом и сейчас рванут в атаку, выпуская свою агрессивность…

Господи, в ножки ей упасть что ли?.. Хм может и не упасть, но…

Встав поровней, я изобразила подобие земного поклона: правой удерживала Тимку, а вот левой сделала отмашку чуть ли не до земли. Непривычный жест слегка сбил воинственный настрой бой-бабы. Не то чтоб она совсем отказалась от желания разобраться со мной по-свойски, а просто слегка притормозила. Привкус ее эмоций еще был весьма опасен, и я поспешила, показав Тимку, произнести сокровенные «есть-пить».

Мнение обо мне моментально скатилось до уровня бездомной попрошайки. Кочергоносица взмахнула своим оружием, словно выметала нас с улицы, сопроводив свое действие грозным гудением, которое наверняка в вежливой интерпретации переводилось как «убирайтесь».

Шустро подхватив ручку повозки, я под пристальным вниманием недобрых глаз потащила свою команду дальше по дороге. Неожиданно со стороны вооруженной наблюдательницы повеяло неприятным сочетанием зависти и жадности. Сразу захотелось убежать далеко. Недолго думая, я свернула на перекрестке и, не останавливаясь, прошла по пустынной деревенской улочке метров сто. После чего она кончились, оставив нас на высоком холме, возвышающемся над берегом уже знакомой речки. Отсюда было видно, как ее русло полукругом огибает деревню, вливаясь в большую реку. Вниз к самой воде сбегала тропинка, но выглядела она слишком крутой, чтоб спускаться с тележкой. С другой стороны возвращаться в «сферу влияния» бой-бабы как-то не хотелось. Слегка