отклика, признаваться и знать, что никогда не получу ответа. Понимаете, доктор? Это невыносимо. Я устал плакать. Дни проходят, слезы высыхают, но… Все, у кого я просил любви, никогда больше не полюбят меня. Я могу только приходить к ним на могилу, – в голосе бескрайний океан отчаяния и боли. – Я больше ничего не хочу. Ничего, понимаете, доктор?
Зря мы пришли. Не стоит тревожить его раны. Он не болен, он просто слишком устал. Перед нами сидел старик в обличье молодого мужчины. Тот, кто видел рождение и смерть. Он как Дедал, ставший свидетелем гибели своего глупого сына и творения. Он тот, кто своими руками толкнул самое важное в пропасть. Навстречу солнцу. Или он и есть это пресловутое солнце, чьи объятия невозможно пережить? Черное солнце.
– Они не от вашего брата, – тихо заметил Игорь Алексеевич.
– Да? И что им тогда от меня надо? – Николай скорчил гримасу, вскинув бровь, и посмотрел на нас. – Что вам надобно, дети? – насмешливо передразнил сказочных персонажей. – Я не баба-яга. Клубочка нет, и забор из ваших костей не хочу начинать строить. Тогда потребуются еще, а ко мне не так часто приходят, чтобы хватило на полноценную ограду.
– Мы хотели поговорить о… – начал я.
– Я купил вашу квартиру, – перебил меня Ларс.
– И что? Есть жалобы? – засмеялся тот. – Мой братец наверняка все вылизал. А если что идите к нему. А от меня отстаньте. Ничего не хочу знать о том месте. Я просто ищу покоя.
– Нет, – нахмурился Ларс. – Остались ваши записи на стенах, и мы…
– Мм? – тот повертел карандаш в руках. – Продолжайте. Слушаю, – точно это он здесь психиатр, к которому мы все пришли на прием. Сейчас узнает, что нас беспокоит и назначит лечение. – А если что я буйный. Могу начать драться, – широко улыбнулся он. – Ну, или кидаться карандашами. Просто чтобы меня оставили одного и не надоедали всякими глупостями.
– Не врет, – вздохнул врач, потерев бок. – Вколоть бы успокоительного…
– Так почему не делаете? – постучал ногтями по картинке Николай.
– Не могу, – завороженно проговорил Игорь Алексеевич, точно находился под гипнозом. А может, так оно и было.
Пациент, который не болен. Тот, кто пришел сюда по своей воле, чтобы отдохнуть от всего и ото всех. Он явно что-то должен знать. Ниточка зацепки стала плотнее и крепче. За нее теперь не страшно тянуть.
– Так что там с квартирой? Мм?
– Мы тоже можем видеть их, – Соха склонил голову и теперь смотрел исподлобья. Ждал.
– Это мои проблемы? – вновь вскинул бровь Николай.
– Нет, – опешил Тоша. – Просто мы думали…
Так мы точно каши не сварим. Этот человек не прост. Ох, как не прост.
– Тот, о ком лучше не знать объявился, – коротко обронил я. – Маски… Кто-то вновь надевает их вместо лиц.
Смотрю, как изменилось выражение лица пациента. Как он побледнел и выронил карандаш.
– Что? – вздрогнул Николай и воззрился на меня во все глаза, точно только что увидел. – Нет. Нет, этого не может быть. Он не мог. Он…
Его затрясло, и он обнял себя за плечи, чтобы хоть как-то унять дрожь.
– Так не должно быть…
– Коленька, тебе плохо? – всполошился врач, точно его пробудили ото сна. Он выпрямился и засуетился.
– Нет, Игорь Алексеевич, – Николай помотал головой, выставив перед собой руки. – Все отлично. Просто прекрасно. Оставьте нас наедине, – уперся в глаза доктора и щелкнул пальцами. Тот как-то весь обмяк и вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.
Что это только что было? Мы переглянулись, но так и не нашли ответа. Никто из нас ничего подобного до этого не видел. Он же, по сути, может творить все, что душе угодно.
– Полезное умение, – заметил Николай. – Он не побеспокоит нас некоторое время. Потом поймет, что не должен был так делать и станет злиться.
– И что вы с ним сделали? – заинтересовался Ларс.
– Приказал, – пожал плечами Николай. – Ничего особенного. Легкое воздействие через астрал. Человек может не верить в чудовищ, нечисть, сам астрал, но все это вполне способно влиять на него.
– Так люди не осознанно подхватывают остаточные следы, чужие эмоции и чувства, – подхватил я.
Вспомнил свою квартиру и подъезд. Мох, грибы, желтые бубоны и цветы.
– А так же болезни, – согласно кивнул пациент. – Мы можем что-то отрицать, но от этого ничего не перестанет существовать. Это так же глупо, как не верить в луну, потому что мы не можем ее потрогать. Но вы ведь пришли поговорить не об этом. Ведь не ради простой болтовни вы отвлекли меня от столь чудесного занятия, как рисование? Не просто так сказали о… Нем.
Я подошел чуть ближе и взглянул на бумаги, лежавшие перед ним. Что то интересное? С альбомного листа на меня смотрела девушка в кроличьей маске. Я чертыхнулся и невольно потянулся к ней, но тут же отдёрнул руку, точно обжегся.
Перед глазами темная бурлящая река вспыхнула синим пламенем.
– Вот ты, – Николай указал на меня. – Явно знаешь больше остальных.
Он говорил что-то еще, но я его не слушал. Смотрел на рисунок и не мог успокоить дыхание. Сердце билось чаще, будто собиралось вырваться из груди.
– Кто это? Кого вы нарисовали? – с усилием воли выдавил я.
– Саш…? – Соха положил ладонь мне на плечо и обеспокоено заглянул в лицо. Тоша тоже смотрел на меня с тревогой. В их глазах я видел свое отражение. А потом человека в маске. Миг и из их глаз на меня взирает лисица, облитая чем-то вязким.
– А, это? – вновь глянул на работу Николай так, словно впервые ее увидел. – Положили сюда не так давно девчонку – самоубийцу. Ходит, как призрак, носится со своей маской, как с писаной торбой. Вот только она уже давно не в своем теле. Она в свите того самого…– он понизил голос. – Того, о ком лучше не знать.
Кто он? И как это в свите? Она живая или нет?
Подумал немного и добавил уже нормальным голосом:
– А ты собственно чего всполошился?
– Я видел ее… В теневом метро. И у себя дома, – мой голос дрогнул.
– Ничего не понимаю, – встряхнулся Николай. – Давайте выкладывайте по порядку, а то мы так долго это все будем мусолить. А мы тут не книгу пишем, чтобы витиевато разглагольствовать и разливаться мыслями по древу. По короче описывайте свой «дуб».
Я вздохнул. Как рассказать так, чтобы никоим образом не упомянуть Верочку?
Так, надо собраться с мыслями. Зажмурился на миг и выпустил воздух сквозь сжатые зубы. А тем временем рассказ начал Ларс. Все же так действительно правильно, ведь
