— Что же, Иван Иванович, ваша позиция четко выражена и не может не вызывать должного понимания с нашей стороны, не говоря уже о восхищении. Весьма отрадно, что у страны есть такие люди, способные четко очертить собственные возможности, потребности и желания в канве своего максимально возможного служения государству. Однако, пусть не как император, но как простой человек, желаю просить вас уделить побольше внимания синематографу. В мире, конечно, начинаю появляться картины заслуживающие похвалы. Но мне все же больше по душе работы, созданные при вашем непосредственном участии. Потому, сделайте милость, покажите себя вновь во всей красе в деле несения искусства в массы.
— Не извольте беспокоиться, ваше императорское величество. В последнее время мне пришлось изрядно поездить из одного конца страны в другой, так что удалось набросать сценарии аж трех новых фильмов, что, несомненно, окажутся шедеврами. Да и герои войны никак не могут быть забыты! Потому уже в этом году народ увидит, как нелегко защищать отечество. И чем их отцам, братьям, сыновьям, приходится жертвовать, в то время как враги народа и несознательные элементы привносят смуту, тем самым засаживая нож в спину защитников отечества. Полагаю, с идеологической точки зрения, именно картина подобной направленности должна появиться в первую очередь. А после можно будет пустить что-нибудь легкое — про любовь или комедию какую.
— Иного ответа от вас и не ожидал, дорогой мой друг, — подняв под конец аудиенции статус гостя с простого докладчика до дорогого друга, император поднялся со своего кресла и крепко пожав барону руку, даже изволил проводить того до выхода из кабинета. — Надеюсь, что вы и в дальнейшем сможете меня исключительно радовать, давая надежду на светлое будущее страны и народа. А также не будете хранить зла, коли придется пребывать ко мне по срочным вызовам. Понимаю, что дел у вас, как и у меня, впереди невпроворот. Однако, порой, мне будет полезно узнать мнение по тому или иному вопросу со стороны. И ваша сторона мне импонирует куда более многих прочих. Потому не говорю «прощайте», а говорю — «до скорого свидания».
Эпилог
Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский, кайзер Германской империи, пребывая в невеселых думах, заканчивал просмотр нового, только-только доставленного ко двору, русского художественного фильма со странным названием «Горец».
С одной стороны, лента, повествующая о жизни среди простых людей уникальных бессмертных, что вынуждены сражаться друг с другом ради сохранения своей головы и получения чужой силы, вызывала у него жгучий интерес, как у простого зрителя. И сам сюжет, и игра актеров, и спецэффекты, все было сделано на славу. С другой стороны, нельзя было не заметить того отсыла к мировой внешней политике, что давала эта лента по ходу своего повествования. Ох, не просто так бессмертный шотландец на протяжении аж трех с половиной часов киносеанса мотался по всему миру, то и дело размахивая своим палашом. Сперва он расправился с китайским собратом, тронувшимся умом от обильного воскурения опия, а после изящно стравил японского бессмертного с русским, что не смогли закончить свою дуэль лишь по причине начала неожиданного ружейного обстрела. Будучи поранены пулями, оба порскнули в разные стороны и смогли скрыться среди узких улочек пригорода Шанхая, пообещав друг другу напоследок еще встретиться для завершения начатого.
Что удивительно, снятый в России фильм не стал выпячивать на первый план именно русского бессмертного, который, вернувшись в Европу, хоть и остался жив после неожиданной дуэли с австрийцем, но лишился кисти правой руки и вновь вынужден был бежать, скрываясь от неизвестного стрелка, что, казалось, следовал за ним по пятам. А его последующее выслеживание древним немецким рыцарем, заставшим еще 2-й крестовый поход, что жаждал отомстить за обезглавленного друга, закончилось гибелью аж трех бессмертных — бельгийца, турка и серба, которые, как впоследствии оказалось, в одной компании с китайцем и японцем охотились на старую знакомую Дункана Маклауда, которая сотни лет жила исключительно кражами, не обделяя вниманием не только простых смертных, но и своих собратьев по бессмертию. Вот ради ее спасения, спасения женщины, к которой он имел нездоровое влечение, горец и стравливал взявших ее след охотников с сильными бойцами, надеясь разрешить проблему чужими руками.
Вот только финал картины оказался весьма неожиданным, когда вмешавшийся в сражение вновь скрестивших клинки немца и русского, горец отсек голову крестоносца прежде успевшего столь сильно искалечить своего русского противника, что опасаться последнего более не следовало. Показавшаяся из темного окна рука с зажатым в ней револьвером слегка дернулась от отдачи, и попавшая в спину, под левую лопатку, пуля поразила шотландца точно в сердце.
«Прости, кузен. Но в конце должен остаться только один.» — именно эта фраза стала последними словами, что достигли слуха горца, прежде чем сабля американца опустилась на его шею. Вот только сперва револьверная пуля успела пробить сердце искалеченного, но все еще живого русского бессмертного. — «А тебя я, пожалуй, оставлю на десерт.» — обратился он к бездыханному телу, прежде чем сила убитого шотландца принялась втекать в его тело.
— В конце должен остаться только один, — тихо повторив главную фразу всего фильма, устало прикрыл глаза терзаемый невеселыми думами кайзер. На дворе едва вошел в свои права 1910 год и очередная морская гонка вооружений, наконец, закончила свой разбег, выйдя на тот прямой участок, где каждый участник должен был выложиться на полную катушку. К величайшему сожалению, экономика Германии сходу обозначила невозможность удержания в течение продолжительного срока темпа лидера этой самой гонки. Еще год, максимум два, и англичан уже никак не удастся даже нагнать. Не то, что перегнать! Это сейчас у обоих в постройке и достройке находилось по 10 линкоров, что создавало некий паритет в силе их флотов к 1912 году. А после того как пришлось исполнить свое обязательство перед русским племянником и выкупить полдюжины броненосных кораблей из числа участников русско-японской войны, определенный паритет наметился и в количестве броненосцев. Учитывая же восьмерку броненосцев береговой обороны, англичане и вовсе теряли всякое превосходство в кораблях этого класса. Тем более что им требовалось держать броненосные эскадры по всему миру, тогда как немцы вполне могли обойтись Немецким морем и Филиппинами. Конечно, по количеству броненосных крейсеров Кайзерлихмарине проигрывал аж вчетверо. И что-либо поделать с этим не представлялось возможным по причине сильнейшего сопротивления Рейхстага в плане выделения все новых средств на постройку новых кораблей. Но в дальнейшем ситуация обещала становиться все хуже и хуже, ведь островитяне, по сообщениям разведки, уже заложили первую пару больших многобашенных крейсеров с двенадцатидюймовками, тогда как четверка построенных для его флота русскими броненосных крейсеров несли всего лишь 210-мм пушки и только несколько увеличенный «Фон-дер-Танн» мог похвастать аж восемью 240-мм орудиями главного калибра. Да, пятерки этих крейсеров могло вполне хватить для противостояния полудюжине английских потомком русской «Славы». Но вот остальные немецкие броненосные крейсера, построенные при жесточайшем финансовом ограничении, являлись для английских одноклассников исключительно мальчиками для битья, отчего отпускать их далеко от броненосцев не представлялось возможным. И, тем не менее, именно в ближайшие пару лет у его страны еще оставался шанс на равных померяться силами с англичанами. После же шансы на удачное завершение такого предприятия, как война за колонии, принимались падать все ниже и ниже с каждым новым годом.
