– Правая рука просит принять свою судьбу! – снова прогремел голос. Из-за боли это вызвало во мне только раздражение. Резко захотелось кого-нибудь ударить, а лучше сделать хоть что-то, чтобы уменьшить боль. – Смирение – вот чему учит нас Отец наш. Мы должны быть рады, что он столь щедр и дарит нам возможность испытать ощущение жизни. Мы обязаны принимать жизнь такой, какая она есть. У каждого человека свой путь, написанный для него Отцом. И мы обязаны смириться с ним, со всеми невзгодами, горестями, лишениями, радостями, что встают на пути нашем. Эти испытания дарованы Отцом, и не нам, простым людям, спорить с Ним. Умирая, человек уходит дальше, и его дыхание должно покинуть этот мир вместе с ним. И мы можем только молить об этом.
И снова боль, снова запах, жар и дикое желание сделать хоть что-то. Но я стоял. Пытался справиться с лицом, с головокружением, со злостью и тошнотой. А когда Домар чем-то полил горевшие огнём ладони, боль усилилась и стала резкой, разъедающей.
– Это не даст шрамам зажить, чтобы они напоминали тебе о том, что именно возложено Отцом на плечи твои, – пояснил Домар, а затем затянул длинную речь, но я его уже не слушал, стараясь дышать размеренно. – Поприветствуем брата нашего!
Вокруг послышался какой-то шум, но я не обратил на него никакого внимания. Всё внутри меня вздыбилось, а энергия, поднявшись из глубин, устремилась к рукам. Я пытался унять боль, и вскоре у меня это немного получилось.
– …соблазнам одурманить ваш разум, – затирал что-то Домар. – Вы должны помнить…
Я понял, что сижу на своём месте, положив руки поверх свёрнутого плаща. Когда успел сесть, совершенно не помню. Это что получается: вместо того, чтобы хоть как-то облегчить мою боль, меня просто посадили слушать речи главы? Слушать проповеди я не желал, но и уйти не мог: кто знает, как это оценят остальные. Опустил взгляд на свои покалеченные руки. Раны выглядели отвратительно. Будь я обычным человеком, то не смог бы работать такими руками пару месяцев точно. Да и не только работать, а даже хоть что-то делать ими было бы сложно. Это я молчу про всякую заразу, которая вполне может привести к заражению и гангрене. Когда закончилась проповедь, я не заметил.
– Аль Сандар? – позвал меня Ледар.
Подняв взгляд, я вопросительно посмотрел на него.
– Давай помогу надеть, – предложил он, кивая головой на плащ на моих коленях.
Я в ответ только кивнул и поднялся. Плащ почти упал, но Ледар его поймал, развернул и накинул мне на плечи.
– Идём, – буркнул он, косясь на мои руки.
Знаки, выжженные на ладонях, пульсировали, их дёргало и пекло. Хоть боль и утихла немного, я всё равно старался сделать как можно более пришибленный вид. Не знаю, как всё проходит у остальных, а я не хотел показывать, насколько хорошо работает моя регенерация.
Когда мы вышли из зала, снаружи никого не оказалось. Все словно испарились. Дойдя до комнаты, я попросил Ледара захватить факел. Стоило только двери закрыться, как я рухнул на кровать и зашипел.
– Проклятие, – со злостью выплюнул я. – Вот поэтому и не люблю неожиданности и сюрпризы, – возмущался я, держа руки перед собой ладонями вверх.
– Да уж, такой сюрприз и мне не по душе, – посочувствовал Ледар, сунув факел в держатель и подходя ко мне ближе. Поглядев внимательно на мои клейма, он покачал головой. – Больно, наверное.
Теперь была моя очередь смотреть на него, как на идиота.
– Нет, в бога душу мать, щекотно, – фыркнул я. – Мне бы помыть их. Как думаешь, где это можно провернуть? Да и перебинтовать не помешало бы.
– Сейчас что-нибудь придумаю, подожди, – торопливо сказал Ледар. Выглядел он при этом так, словно сам был виноват в моих ранах. После этого он быстро вышел за дверь.
Я же лёг на лавку и прикрыл глаза, стараясь как можно аккуратнее положить руки. Пусть не слишком больно, но ощущение, будто я сунул их в слишком горячую воду, не проходило.
Нет, они всё-таки тут больные какие-то. А я ведь ещё когда их у Бильда видел, подумал, что нечто подобное произойдёт и со мной, но за всеми событиями как-то позабыл. Да и сам Домар показывал нам свои знаки, поясняя, что они значат.
Прощение и просьба. Я раздражённо хмыкнул. Что-то я сомневаюсь, что теням или дагам что-то из этого требуется.
Чем там Домар поливал знаки? Напряг память, пытаясь вспомнить его слова. Кажется, что-то не должно дать знакам полностью затянуться. А ведь если так подумать, то шрамы у морохов действительно слишком странные, учитывая их способности к восстановлению. Подняв руку, я поглядел на выжженную рану. Хотите сказать, что и у меня останутся такие рубцы? Что-то не очень хочется. Я уверен, что они весьма мешают в жизни. Надеюсь, моей силы хватит, чтобы заживить их, оставив лишь небольшие шрамы для отвода глаз. Повторять процедуру мне как-то не хотелось.
Вскоре вернулся Ледар с чашей тёплой воды и чистыми бинтами. Мыл руки я сам, старательно концентрируя внимание на ранах. Вода вскоре окрасилась в розовый цвет, но я не огорчался: кровь вымоет всё лишнее. После этого Ледар помог мне перебинтовать руки.
– Сразу уехать не получится, – озвучил он очевидное, когда с обработкой ожогов было покончено.
– Есть хочу, когда там у нас завтрак? Или не положено? – спросил я в никуда, разглядывая потолок.
– Ну ты и!.. – произнёс Ледар слегка удивлённо.
– Что? – не совсем понял я его.
– Мне казалось, тебе должно быть больно и ты не должен думать ни о чём, кроме боли. По крайней мере, когда я получал ранения, то о еде думал в последнюю очередь, – пояснил он свои слова.
– Если я буду голодать, то это никаким образом не ускорит заживление, – наставительно сказал я, поднимаясь с лавки. – К тому же меня подняли сегодня ни свет ни заря, даже поесть не дали. Да что я говорю? Мне даже попить не удалось! Сразу потащили клеймить. Естественно, я голоден. Чего сидим? Идём.
Глава 17
В обители мы провели ещё несколько дней. Ничто не говорило о том, что морохи запланировали грандиозный поход на Пустые земли. Кругом царила тишина и шла обычная жизнь.
Ледар как-то умудрился узнать, сколько примерно нужно времени, чтобы знаки на руках у мороха зажили. Как оказалось, у каждого мороха индивидуально, но у большинства на это уходит недели полторы плюс-минус пара дней. У меня же на следующий день они выглядели красноватыми, бугристыми шрамами. Мешали просто дико. Стоило чуть сильнее растопырить пальцы, как кожу на ладони начинало тянуть.
– Может, они ждут весны? – немного неуверенно предположил Ледар через день после клеймения. Мы как раз разговаривали о том, что морохи даже не чешутся.
– Насколько я знаю, зима тут мягкая. До лютодней ещё далеко. Они десять раз успели бы скататься туда и обратно, – прошептал я, прикрывая бинтом заживающие шрамы: на второй день они побелели и значительно уменьшились.
Перевязывать себе руки было крайне неудобно, поэтому этим всегда занимался Ледар. Видя ускоренное заживление, он ничего не говорил, хотя на второй день после церемонии, увидев красные бугры наросшей кожи, удивлённо вскинул брови. Он вообще, как мне кажется, отчего-то старался делать вид, что всё происходящее со мной вполне обыденно и нормально.
