следы пропавших путников. Вот там-то, среди густых диких ив да вербы, и обнаружились тела кметей да опрокинутая телега с так и запряжённым в неё, утыканным срезнями мерином. Никого в живых не осталось, даже Истр – и тот был изрублен страшно. Всех их погребли подле ближайшей веси, потому как срок уже вышел: того и гляди начали бы неупокоенные души тревожить живых, а то и вредить от большой обиды. Не нашлось только в том месте недобром тел наставницы, что вместе с Елицей из детинца отбыла – Веи, да и самой княженки, вестимо.
И долго бы Чаяну маяться неведением, какая недобрая участь постигла Елицу и её наперсницу, если бы не вмешалась Зимава. И уж того, что довелось услышать от княгини, он услышать никак не ожидал.
Та пришла к нему в опочивальню почти сразу, как он вернулся туда после нелёгкого разговора с кметями. И хотелось прогнать её: час уж был поздний, и чего меньше всего хотелось теперь, так это ласк Зимавы. Они после поцелуя с Елицей, пусть и нежеланного той, после ощущения её хрупкого стана под ладонями совсем уж опостылели. Княгиня чувствовала это – не вчера ведь родилась – и, верно, поэтому-то так явственно исходила от неё теперь угроза. Не та, что могла бы обернуться смертью – хоть и такого можно было ожидать – но та, что могла изрядно подпортить и без того запутанную в последние луны жизнь.
Она прошла в горницу неспешно и по-хозяйски, зная, что сила сейчас за ней. Подняла небрежно брошенный Чаяном на лавку пояс с оружием – и повесила на стену – туда, где ему быть положено. Он наблюдал за ней, оперевшись локтем на стол, за который только-только опустился – и знал уже, что скажет женщина что-то важное.
– Кручинишься, княжич, – та взглянула на него чуть насмешливо, остановившись напротив. – Как будто что ценное потерял.
– Насмешничать пришла, Зимава? – он встал, уже понемногу закипая от её глумливого вида. – Прости уж, но видеть тебя нынче не хочу. Коли нечего тебе больше сказать, так иди отдыхай лучше. Ночь на дворе.
– Хотела раньше с тобой поговорить, да ты занят был весь день, – она пожала плечами. – Так что послушай меня и не ярись. А то ведь хуже тебе от того станет. Знаю я, где твоя княжна. Но скажу только, если позволишь мне с сыном увидеться. Хватит уж косы мне на кулак мотать. Я тоже право своё имею Радана обнять. Я тебе ничего не задолжала.
– Так то ж тебе плохо, если Елица не сыщется. Разве нет? – Чаян обхватил её пальцами за подбородок, сдавил крепко. – Так что говори. А я решу, свидишься с сыном или вырастет он без тебя. Да в дружине моего отца, может, когда останется отроком.
– Пока не пообещаешь, ничего не скажу, – княгиня только улыбнулась. Да взглядом таким обдала, что кипяток прохладнее покажется.
Чаян зубы сжал, едва удерживаясь от того, чтобы Зимаву от себя не отшвырнуть. Скверные вести и без того всю душу вынули сегодня. Не потому, что боялся он Елицу потерять, как путь к тому, чтобы отыскать то треклятое Сердце, а лишь оттого, что тревожился, как бы не случилось с ней чего дурного.
– Обещаю, – бросил осевшее горечью на языке слово. – Обещаю, что с сыном увидеться позволю.
Отпустил княгиню, оставив на её щеках красноватые следы пальцев. Она потёрла отметины, ещё оттягивая мгновение за мгновением, будто издевалась.
– Уехала она с Грозданом. Женихом своим, княжичем зуличским, если ещё не забыл такого.
– Откуда знаешь? – Чаян усмехнулся. – Неужто сама тебе рассказала?
Да такого вовек не могло случиться, чтобы Елица с мачехой вдруг откровенничать стала. Уж как ни мало он прожил в этом тереме, а успел заметить нелюбовь Зимавы к дочери мужа почившего. Верно, и та к ней тепло в душе не хранила.
– Челядинка моя случайно разговор Гроздана с людьми его услышала. Вот и говорили они, что должны Елицу встретить на обратном пути, – княгиня помолчала маленько, оглядывая лицо Чаяна, которое, кажется, так и застыло неподвижной личиной от таких вестей. – Бросила она вас с братцем. Отдувайтесь теперь сами, как хотите.
– Не верю тебе, – он всё же заставил язык шевелиться. – Она не бросила бы брата в беде.
Княгиня неспешно приблизилась снова, подхватила пальцами кисточки на тесьме, что ворот его стягивала, потянула вниз.
– А что ей брат? Только помеха одна, – проговорила с горечью. – Зуличанина окрутит совсем да на Велеборск пойдёт с войском.
Она скользнула ладонью под рубаху, выдохнула тихо, словно давно желала это сделать.
– Войску Мстивоя не тягаться с нашим. – Он поймал запястье женщины, хотел было убрать её руку, да передумал.
– Захотят – потягаются, – Зимава подняла на Чаяна туманный взгляд. – Вы же одолели Борилу.
– Ядовитая ты, Зимава, что гадюка, – он наклонился к её лицу.
Так сейчас в нутре всё скрутилось в жгут, напряглось – того и гляди примешься в слепом бешенстве расшвыривать в стороны скамьи, рвать полки со стен и крушить всё, что ещё под руку попадётся. Лучше уж по-другому буйствовать.
– Так, может, это не я гадюка-то? – плеснула ещё масла в огонь княгиня. – А та, кого ты едва не за богиню посчитал?
Чаян не понял, как так сумел, но одним рывком опрокинул её на лавку. Только что она стояла перед ним, едко улыбаясь и явно напрашиваясь на грубость. Сеяла и сеяла в душе сомнения, которые прорастали тут же колючими всходами. Ждала чего-то. А вот уж и оказалась под ним, распластанная животом на постели. А Чаян нещадно драл с неё исподнее, выплёскивая всю злость и разочарование, что за день накопились. За гибель хороших воинов и друга давнего – Стояна – и за хитрость Елицы, которая решила сбежать, едва повод появился.
Вид обнажённых гладких бёдер княгини тут же всколыхнул горячую волну в паху. Не Елица лежала перед ним, выгибая спину и приглашая взять её, да теперь уж всё равно. Позже, чуть охолонув после торопливого соития и того, как схлынуло жгучее, почти болезненное удовольствие с тела, Чаян просто встал и отвернулся, оправляясь. Зимава завозилась тихо, поправляя одежду. Подошла со спины и вдруг, запустив пальцы ему в волосы, сжала, потянула на себя. Он запрокинул голову невольно, чувствуя, как мягкие губы прижимаются к его покрытой испариной шее.
– Ты реши уж, княжич, кто нужен тебе. Я ведь, коли понадобится, и помочь могу. А она так и будет нос от тебя воротить. Потому что чужак ты для неё. Как и братец твой, – сказала княгиня проникновенно – и отпустила.
Вышла из горницы, оставив явственное понимание, что могла
