же месяце потеряла работу. Но это была куча глупостей. Руслана ненавидела высоту. Ей доводилось летать один раз в жизни, и даже если бы она была склонна к суициду, а это было не так, она бы предпочла любую смерть этой. Утопление, перерезанные запястья, пуля в висок. Сама выбирай.
— Думаешь, за этим стоял мой отец? — Глаза Арьи вспыхнули.
— Короткий ответ? Да. Длинный ответ? В некоторой степени, но я не уверен, кто был ключевым игроком в том, что произошло.
— Тогда его следует судить и за это.
Она не ошиблась. Но в случае с Конрадом я знал, что потеря всего вокруг него — его денег, его статуса, его ребенка — была достаточным наказанием. Блуждать по миру без гроша в кармане было бы большим наказанием для такого человека, как он, чем сидеть в тюрьме с такими же стыдливыми преступниками, как он сам.
— У меня нет возможности доказать это, во всяком случае, не раскрывая свою истинную личность, — ответил я.
— Независимо от того, что происходит, мне жаль, что ты потерял ее.
— Мне нет. Она была дерьмовой матерью.
— И ты хочешь сказать мне, что после всего, что Конрад сделал с тобой, этот шаг с Амандой Гиспен не был рассчитан? — Она скрестила руки на груди.
— Правильно. — Я отступил в сторону, чтобы пропустить женщину с коляской, и мои мысли тут же переместились к Арье с ребенком. Черт. Теперь шлюз был открыт, и даже бутерброд напомнил мне о ней. — Я считаю, что Конрад что-то сделал с моей матерью — или, по крайней мере, послал кого-то другого, чтобы сделать это, — но, как я это понимаю, это никогда не было моей проблемой. В тот день, когда она отказалась от меня, я отказался от нее. Я пошел вперед и нашел новых друзей, новую семью, женщину, которая дала мне то, что не удалось моей матери, и я не говорю здесь о деньгах. Я говорю о мужестве, уверенности и умственном подъеме. Кто-то, кто сказал мне, чего я хочу от жизни, был в пределах досягаемости.
Когда я вернулся на свое место на тротуаре, я убедился, что я был немного ближе к Арье, чем раньше. Чуть-чуть.
— Ни одна часть меня не хотела возвращаться в Нью-Йорк. Я хотел остаться в Бостоне. Может быть, съездить в округ Колумбия и замарать руки в политике. Нью-Йорк всегда напоминал мне Ротов, мою мать, отвернувшуюся от меня, тот роковой первый поцелуй. Но судьба распорядилась так, что Арсен родом из Нью-Йорка, и ему действительно нравится эта дыра. Риггс родом из Сан-Франциско, но он, похоже, хотел никогда больше не ступать ногой в это место. Он был очень рад переехать в чудовищную квартиру Арсена, не требующую арендной платы. Я не хотел оставаться. Они были единственной настоящей семьей, которую я знал, поэтому я поехал с ними. Хочешь верь, хочешь нет, но я чертовски старался держаться на расстоянии от тебя. Самым страшным кошмаром для меня было, чтобы ты или Конрад снова вошли в мою жизнь и все испортили. Но когда дело легло мне на стол, я не смог остановиться. — Я облизал губы. — Мы оба знаем, что время от времени я поддаюсь искушению.
— Значит, ты не мстил; оно просто упало тебе на колени.
— Да.
Пока не стало ясно, что я всегда хотел, чтобы Арья была у меня на коленях.
— Все эти годы я думала, что ты умер. . . — пробормотала Арья, все еще пытаясь собрать все воедино. Она покачала головой. — Вот почему я тебя не узнала. Это была единственная причина, по которой я не думала, что ты это ты. Потому что я убедила себя не верить. Не надеяться.
И я по глупости сдерживал ее. Каждый раз мы наблюдали друг за другом. Оценивали. Ласкали. Целовались. Я всегда говорил себе, что она заслужила тот ад, который я ей устроил, потому что она даже не смогла узнать мальчика, который был дико влюблен в нее. Который был готов отдать за нее весь мир и, в некотором роде, так и сделал.
— Я весь вчерашний день пыталась распутать одно чувство от другого, и до сих пор не могу. — Арья потерла лоб.
— Позволь мне помочь, — предложил я. Я не имел права просить ее ни о чем, но особенно о ее доверии.
— Вот в чем дело. — Она нахмурилась, как всегда практичная. Никаких слез или пустых угроз от этой женщины. — Я больше не доверяю тебе ни кусочка тоста, не говоря уже о своей жизни, своих решениях, своих чувствах. Я абсолютно ненавижу тебя, Ники, каждой частичкой своей души. Все это время, все это томление. . . Я болела за тебя больше десяти лет. Мы были Сесилией и Робби.
Я понятия не имел, о ком она говорит, я никогда не встречал Сесилию и только Робби, который оказался налоговым адвокатом со Статен-Айленда. Но мне хотелось отшвырнуть обоих этих людей за то, что они вмешиваются в мои отношения.
Арья потерла щеку, преодолевая собственную мысленную пощечину.
— Все то, что делало тебя ослепительным и неприкасаемым, исчезло вчера, когда я увидела на том сайте фотографию.
— Это был не я. — Я снова шагнул вперед, осмеливаясь пригладить один из ее взмахов за ухом. Она оттолкнула мою руку. Это больнее, чем пощечина. Больше, чем в тот день, когда директор Плат послал этих парней убить меня. — Это была Клэр. Клэр прислала нам лимузин в тот день, когда я дал тебе обещание. Она сообщила прессе.
— Предательство, — подчеркнула Арья, ее глаза расширились. — Они использовали это слово.
Я покачал головой.
— Нет. Я бы никогда не поступил так с тобой, Ари. Никогда.
— Ты не прав. — Арья отступила назад, ее глаза снова наполнились слезами. Я хотел, чтобы они упали. Чтобы она сломалась. Перестала быть такой чертовски упрямой и все время лучше меня. Потому что в глубине души я всегда так чувствовал. Недостойный ее времени, улыбок и существования. — Ты уже сделал. Ты сказал, что не предашь меня. — Печальная улыбка тронула ее губы. — Ты соврал.
— Я собирался сказать тебе, — сказал я.
— Когда?
— Я не знаю. — Я провел пальцами по волосам, дергая их. — После суда? Когда я был бы уверен , что ты влюблена в меня? Кто знает? Я боялся, что ты меня бросишь, потому что Ники недостаточно хорош.
Конечно, если бы я сказал ей, что люблю ее сейчас, она бы никогда мне не поверила. Моя профессиональная задница была на кону. Она была в одном шаге от того, чтобы разрушить мою карьеру, и мы оба это знали. Заявить о своих чувствах к ней было бы расчетливо, хитро и, прежде всего, унизительно для нее. Не говоря
