тебе показывают редкость.
Он был немного сосредоточен, и чтобы не обидеть её, привлёк к себе и обнял. В принципе, она была в курсе, как он любит природу. Он мог часами наблюдать за какими-нибудь крохотными жучками на иве. И серьёзно, почти любовно относился к своему саду.
— Ты мне это хотел показать?
— Да.
— Красиво.
— Очень.
Агний бережно сорвал один белый цветок, при этом его лицо выражало искреннюю взволнованность, и протянул Далиле.
Она, впечатленная его реакцией, тоже немного вошла в момент, и осторожно взяла подарок. Цветок, попав в её руки, налился розовым цветом. Он стал светло-розовым.
Хрисанф сильно зарделся, и чтобы не смущаться дольше, крепче прижал её к себе.
— Что это значит?
— Это очень хороший знак. Не волнуйся.
— Но что означает?
— Ничего особенного. Сердце лета.
Далила почувствовала, каким тёплым стало его тело. Словно каждая его клеточка пульсировала, танцуя какой-то невероятный танец.
— Я люблю тебя. Я очень тебя люблю, родная моя.
Цветок папоротника мог окрашиваться в любой цвет. А мог и остаться девственно-белым. Если подарить цветок своей избраннице (избраннику), и если он, цветок, порозовеет, это значит, что человек вас любит.
Глава 61
Кирсановы вернулись на базу, похожие на двух толстеньких миролюбивых голубков. Ну, Агний — не толстый, но во-первых, он был доволен всем и вся, во-вторых, поел с полезным впитыванием (як. — ицэмтэлээхтик аьаабыт), а не лишь бы да кабы.
На Мунди вовсю зажигали дискотеку. Там была и молодёжь, и взрослые, и возраста ностальжи, и старики почуток тоже были. Хрисанф и Далила тоже встряхнули стариной: они оба любят танцевать. Агний весьма неплох в этом, очень даже неплох, и знает не только современные танцы, но и всякие классические, альтернативные и древние. Он говорит, что этот вид искусства очень универсальный: и для организма, и для души, да и смотреть приятно. Поскольку он пребывал в превосходном настроении, то вышел на середину танцпола и показал остальным, как надо отдаваться терпсихоре. Далила, как говорили другие, танцевала, как медведь, как мужик и как "когда не подпадаешь в бит". Но её дражайший муж торчал от этих её "телодвижений" и вовсе не считал, что она к этому неспособна. Временами они и в своём гнезде устраивали балы и прочие танцевальные вечеринки. Агний специально обустроил зал, где можно было делать всё, что угодно: хоть босиком, хоть на каблуках, хоть вальс, хоть тверк.
Минут через сорок Кирсанова устала и присела отдохнуть в укромном местечке, откуда она сумела обнаружить далёкую светлую июльскую звёздочку.
Хрисанф принёс ей разные охлаждающие напитки на выбор, и они уютненько устроились на скамье-качелях. Правда, сидение там имело угол посередине, поэтому, если двое садились, то непременно скатывались друг к другу. Она положила свои ноги и руки к нему и они свернулись калачиком в объятии.
— Это ты придумал такую хитрость?
— Зачем так далеко ехать, чтобы не заиметь шансона.
— Ты тоже борешься за демографию?
— Конечно.
— Это хорошо. Не зря значит тебя полюбила.
Она немного клевала носом, поэтому он решил, что ей лучше немного поспать, восстановить силы после активного поглощения кислорода и аква-процедур.
Она и в самом деле спустя пару минут слегка захрапела.
Агний, чтобы не потревожить её сон, какое-то время практически не дышал, потом осторожно перевёл её на высокую деревянную лежанку и накрыл тёплым одеялом, которое предусмотрительно захватил с собой в поездку.
Когда она спит, у неё лицо усталого человека. Это просто черты у неё такие. И я люблю наблюдать за ней так. В эти часы она не болтает разной чепухи и гадостей: живи да радуйся. Но я всё равно жду утра, когда как будто оживаешь. Она рядом со мной. Как странно меняют всего лишь открытые глаза. Я действительно виноват перед ней. Она правду говорила, а я сделал вид, что ничего не слышу и не понимаю. Я виноват, что не был с тобой пораньше. Сейчас я часто думаю об этом: что если. Но это не имеет смысла. Я не мог быть с тобой. Не хотел. Боялся. Потому что хотел этого больше всего на свете. Ждал, что из-за поворота появится принц на белом коне, которого ты полюбишь, и, главное, который полюбит тебя. Ты-то влюбишься в кого угодно. Я видел, что они недостойны тебя. Ладно, может, ты их была недостойна. Но я ждал. Знал, чувствовал. Но всё равно пытался верить, что кто-нибудь посмотрит на тебя, как я. Разглядит тебя. Оценит. Полюбит. Врал себе. Врал тебе. И годы текли. Пока не стал понимать, что мне надо немного пойти навстречу судьбе. Да, это я виноват, что ты пошла по рукам, что стала, как сказала, сукой. Я не мог понять, почему они тебе не перезванивали, почему не предлагали выйти замуж. Не мог понять того, как сам поступал не раз. Если бы не ты, так и ходил бы вокруг да около. И до сих пор, нет-нет, и думаю: а вдруг мне надо было подождать ещё. Но ты возразила, что тогда мне бы пришлось похоронить тебя незамужницей в сто лет. Ненавижу этого твоего упыря, твоего распрекрасного поклонника! Но ведь именно он задал мне толчок. Объявился с заявлением и серьёзными намерениями. А я, получив желаемое, до нестерпимой боли осознал, что не хочу отказываться от своего счастья. Не хочу уступать. Это было наказание мне за мою осторожность, за неуверенность, за то, что мечтал найти тебе равного. За то, что часы тикают, а любви нужно пространство. Нужно всё. А не то, что мы пытаемся выжать, контролируя наши чувства. Я виноват перед тобой действительно, но я просто хотел, чтобы ты была счастлива. Я считал себя не тем, кто тебе нужен. Теперь я понимаю, сколько мы упустили. Но, наверное, так и бывает. Мы созрели позже. И я вовсе никогда не зацикливался на том, что ты не досталась мне девственницей. Как можно? Ты всегда была моей. С того самого момента, как мы впервые встретились. Прости меня, что порой веду себя, как дурак. Мы оба — не сахарные, да. Причина моего дурацкого поведения — это ты. Хотелось бы быть благоразумным, отточенным, кристальным, но я так живо на тебя реагирую. Сразу начинаю реагировать, как сплошной кусок активного нейрона. Ты — мой раздражитель. Биение моего сердце. Я буквально дышу тобой. Прости, что я — не разумный, не почтенный муж. Я бы сколь угодно был гималайским с другими, но не с тобой. Я так люблю тебя, что даже не могу высказать все