Мне повезло. Он только пропустил карточку через старенький ручной аппарат, потом попросил заполнить несколько бланков и наконец протянул мне ключи.
Дорога на юг оказалась практически свободной. За полтора часа я добралась до городка Льюис и остановилась, чтобы уточнить, как проехать к Литлингтону. До него было еще пятнадцать минут езды на юго-восток, мимо тихо катились поля да изредка мелькала ферма. Увидев указатель «Альфристон/Литлингтон», я свернула направо и сразу как будто оказалась на открытке с видом пасторальной Англии. Меня окружала фантазия не из дешевых, обустроить такую можно лишь за очень приличные деньги. Еще накануне я выяснила, что нужный мне дом называется Лесной Коттедж. Мне повезло: довольно скоро, проезжая по извилистой дорожке и стараясь не пропустить ни одного указателя, я приметила скромную табличку, наполовину скрытую разросшимся кустом. Притормозив, я стала медленно подниматься по крутой аллее.
На полпути я задумалась: а что я буду делать, если окажусь в ее доме? Что скажу? У меня не было заготовлено никакой речи, не было плана действий. Я только хотела видеть Джека.
Добравшись до верха аллеи, я увидела ворота. Припарковала машину. Вышла. Подойдя к воротам, я увидела метрах в ста от ворот симпатичный двухэтажный сельский домик, ухоженный и аккуратный, как и вылизанная территория вокруг. Рядом с входом стоял новенький «лендровер». Я решила: открою ворота, подойду к дому, позвоню в дверь, а там видно будет. Мелькнула бредовая мысль: достаточно появиться перед ними, Тони и этой женщине сразу станет так стыдно, что они тут же молча протянут мне Джека…
Внезапно дверь распахнулась, и я увидела ее. Высокая женщина. Очень элегантная. Хорошие скулы. Короткие черные волосы, чуть тронутые сединой Одета в черные джинсы, черную кожаную куртку, серую водолазку, на ногах некий дизайнерский вариант туристских ботинок. При кажущейся простоте все вещи очень дорогие… богатство бросалось в глаза даже с большого расстояния.
Я чуть не окликнула ее по имени. Но не стала. Меня поразило то, что я увидела: на груди у этой женщины — этой незнакомки! — в сумке-кенгуру спал мой сын, будто ее собственный ребенок.
Она направилась к своему «лендроверу». И тут увидела меня. Не знаю, видела ли она когда-нибудь мои фотографии — но, едва только увидев меня у ворот, поняла сразу. Она остановилась. Вид у нее был явно испуганный. Долго, бесконечно долго мы просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Она непроизвольно прижала к себе Джека, но тут же отдернула руки, вспомнив…
О чем? Что она совершила страшнейшую низость, непростительное преступление?
Я вцепилась в ограду обеими руками. Мне хотелось подбежать к ней, выхватить сына, поскорее сесть в машину и…
Но я не двинулась с места. Возможно, дело было в том, что увиденное меня буквально нокаутировало, ведь я испытала самый настоящий ужас, глядя на эту женщину с моим ребенком на руках. А может быть, меня парализовал страх вкупе с беспокойной мыслью, что сейчас я могу зайти слишком далеко, а скандал может на суде сыграть против меня. Даже отправляясь сюда, я понимала, как это рискованно и неразумно… что я даю козырь им в руки и могу серьезно за это поплатиться. Но… но… я должна была знать наверное. Должна была увидеть своими глазами. И еще мне необходимо было увидеть Джека. А теперь…
Вдруг она развернулась и пошла в дом, нервной быстрой походкой, обеими руками вцепившись в Джека.
— Тони!.. — послышался ее крик. И я дала деру. Прыгнула в машину, включила зажигание, развернулась на сто восемьдесят градусов и припустила по аллее на полном ходу. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я увидела Тони. Он стоял с ней рядом, глядя вслед моей машине.
Я без остановок доехала от Литлингтона до шоссе на Лондон, а потом отъехала на полосу стоянки, заглушила мотор, уронила голову на руль и долго так сидела, не в силах пошевелиться.
Минут через десять я заставила себя выпрямиться, повернула ключ зажигания, включила передачу и поехала в Лондон. Не помню, как я добралась. Сработал автопилот. Я доехала до Патни. Вернула машину в прокат, где служащий наградил меня удивленным взглядом из-за того, что я отдала ключи так рано. Еще через час я лежала дома на кровати, приняв двойную дозу антидепрессантов, и дожидалась, когда они постепенно заглушат боль и до конца дня превратят меня в сонное, инертное существо. На ночь я приняла еще и двойную дозу снотворного. Это сработало: я проспала восемь часов, вынырнув из тумана перед рассветом. Утро я начала с еще одной двойной дозы антидепрессантов.
А потом был уже понедельник, и у меня зазвонил телефон.
— Это Джинни Рикс, — моя адвокатша говорила быстро, по-деловому, — извините, что не смогли переговорить в пятницу — чудовищный был денек в суде. Но я сейчас быстренько введу вас в курс дела — Дейдри закончила с показаниями свидетелей, сегодня мы представим их в суд. Сегодня же я подготовлю барристера, а слушание в Высоком суде назначено на завтра, десять тридцать утра. Вы, кстати, знаете, где это?
— Я… честно говоря… не знаю…
— Стрэнд[38]. Пропустить невозможно. Спросите любого. Я отправлю Дейдри встретить вас у главного входа. Мы будем ждать где-то в здании. Да, вот еще что, наденьте что-нибудь элегантное, но скромное. Лучше всего костюм. А черный костюм даже еще лучше.
— Я посмотрю, что можно… извините, я…
Я забыла, что хотела сказать.
— Вы в порядке, Салли? — Ее явно раздражала моя нерешительность.
— Плохо спала ночью, — удалось выдавить мне.
— Судя по вашему голосу, очень плохо спали. Надеюсь, сегодня ночью вы будете спать как следует — потому что, хоть завтра вы и не должны давать показаний, важно произвести благоприятное впечатление на судью. Если вы будете… не совсем в себе… это может вызвать нежелательные сомнения. А нам это совсем ни к чему.
— Обещаю, что буду… в себе, — сказала я.
Сэнди с детьми уезжала на все выходные к друзьям на Кейп[39], так что мы с ней не разговаривали до понедельника. Она мгновенно заметила неуверенность в моем голосе. Мгновенно догадалась, что это результат воздействия слишком больших доз успокоительного. Я пыталась ее разубедить. Безуспешно. Она настоятельно хотела знать, что на меня еще свалилось и почему я снова решилась отправиться в долину сновидений. Я не смогла рассказать ей о поездке — и о том, как увидела эту с Джеком на руках. В первую очередь потому, что, даже в теперешнем лекарственном тумане, мне было стыдно за себя и свои действия. И еще, это было так унизительно. Но еще я знала, что Сэнди и сама находится на грани нервного срыва. Ее боль, скорбь от потери человека, которого она все эти годы безумно любила — хотя он и выбросил ее, как сломанное, отслужившее кресло, — до сих пор не угасла и оставалась такой же мучительной. К тому же я понимала, что в ближайшие дни Сэнди будет с ума сходить от беспокойства за меня, расскажи я ей сейчас обо всех своих приключениях. Не говоря уж о том, что завтрашний суд пугал ее не меньше, чем меня.
