как натянутая струна. И она очень старалась, чтобы струна не звенела. Всегда подавляла себя. Не вела свободно. Не подпускала никого.
– Хочешь сказать, Агния, что не доверяла? обманывала?
– Если даже так, то хуже делала только себе, – нос Васыра уныло повис.
– Ишь, какие мысли посетили тебя на старости лет, Борис. Мы все здесь состарились. Но поживем покуда. И Лида пожила и переменилась. Не сразу. Если даже дочь Гранита поддалась…
– Что на нее в итоге повлияло… Ее не Грицановной бы звать, а Гранитовной – больше подходит.
– Жизнь повлияла. Но не согнула. Лида просто решила и стала по-другому жить. Сама же она далеко не проста. Ох, не проста… Боюсь, мы никогда не поймем, – глубокомысленно заключил Пятнашков, не замечая, что повторяет Васыровские слова.
– Ты не ахай. Ее право. Ну, не желала душу распахивать. Ты тоже не обрадуешься, если к тебе полезут и расшевелят душу-то… Больно дивор отрывать…
– Бедная Лидочка, – слезы навернулись на глаза Агнии. – Как же горько ей бывало… Поведение странное сначала – сидела в учительской, точно за стеклянной перегородкой от всех – стекла не видно, а слова и чувства не долетают. Умная, хотя нормальных вещей не понимала. А я хотела… Добра хотела…
– Агния, мы все хотели, как лучше. Зато Лида для себя как лучше не хотела! Возможно, даже как хуже? Зачем эдакие страсти?
– Затем! Она дочь своего отца! Дочь Гранита. Отца любила. И что она испытала, потеряв его? Осталась круглой сиротой. А КАК она потеряла отца? Вспомните, КАК?
– Ужасно, – Максим поддержал разговор. – Репрессии ужасны. Порываев поведал мне. Расстреляли по приговору тройки. Тогда расстреливали пачками. И майора тоже…
– Не майора, а деда твоего! Родного! – вспылил Мобутя.
– Я признал, – поспешно пробормотал Максим. – Я все признал. Чистосердечно. Не намерен отрицать. И судить – тем более осуждать. Я хочу понять…
– Хочешь? Етить-колотить! А вдруг не доведется…
– Чего не доведется?
– Вот этого – понять. Тетка у тебя умная, волевая, упрямая. Хлебнула лиха в жизни. В детдом попала. Как дочь врага народа. Даже фамилию Решова не позволили сохранить. Стала Чиросвий по матери. Хотя по натуре да по облику она в Решетниковых.
– Это я тоже знаю. Моего отца взяли Елгоковы, а бабу Лиду никто не взял – еще девочкой, не бабушкой… Ужасно. Хотел бы спросить Юлию… Юлия усыновила отца – он ей тоже племянником был.
Максим осушил стопку и почувствовал, что голову не кружило, а раскачивало – мерно так, широко – и раз, и два… Раскачивалась комната с софой и полированной стенкой, потолок с одуванчиком и под потолком головы присутствующих. Белокурый начес Агнии, темные Дюшины кудри, потный, с залысинами лоб и выдающийся нос Васыра, официальная гримаса Щапова, накрашенная Тамарина улыбка. Эдак Максима раскачивало, убаюкивало. Что ему налили, и он выпил? Точно не шведскую водку Юлии и не то сомнительное пойло, что притащил из киоска Килька Кулыйкин. Местного разлива – на бутылке этикетка «Пшеничная». Ничего, нормально. Максим уже готовился уронить голову на раскачивающийся стол, когда хозяйкин голос с характерными модуляциями профессионального педагога скомандовал.
– Не убаюкивать себя! – мозг Максима (его подсознание из детства) уловил в своих глубинах опасный сигнал. – Хватит спать! Теперь Елгоков расскажет нам правила умножения, деления и возведение в степень алгебраических дробей. Начинай! Остальные слушают, а не болтают.
Максим остро сглотнул, роясь в памяти (какие дроби в сорок лет?).
– Так что, тройку не желаешь исправить?
Эх, тройка… Опять тройка. Вся жизнь до Утылвы на троечку с натяжкой (Агния не натянула бы)… Птица тройка, кто тебя выдумал? Куда же ты несешься? или раскачиваешься? И-и раз… – и-и три (тройка ведь?).. Дай ответ. Не дает ответа… Оп-п-па-а, это ж не из математики – из литературы. Баба Лида наверняка читала своим ученикам знаменитый отрывок из Гоголевской поэмы. Напряги память, Максим!
– Молчишь? Стыдно за тебя, Елгоков. Перед твоим отцом. Особенно перед дедом как стыдно!
Максим покорно улыбнулся – очень стыдно. Килька шепнул другу.
– Ты чего так глупо улыбаешься?
– Выучили вас на свою голову! Облысели все! – не Максима тетка с белокурым начесом была неумолима, глаза ее высохли от слез.
– Ну, ты уже заклевала племянника, Агния. Он нам в важном деле пригодится, – в отсутствии кепки шевельнулся умный лоб с залысинами.
– Стыдно! Молодежь! в которую вложено столько сил…
Максим закивал: да! да! он еще молод. Сорок лет – это еще не конец. Можно начать жить заново. За прошлые ошибки его ведь не расстреляют как дедушку Гранита. И доверие отца Марата Григорьевича Елгокова еще реально оправдать. Возлагал же отец на сына надежды – например, с КорИСом – институтом стали в Кортубине. Ничего не утрачено безвозвратно – не упало в Негодь (бултых!). Максим жив, здоров – и он на этом свете, а не в подземном царстве Энгру. Он, он…
– …Оправдает наше доверие! Несмотря ни на что! Наши молодые ребята сегодня флаг вывесили. Не побоялись залезть на трубу – так высоко лишь корыльбуны летают. Ворпани пусть в земле возятся! Я горжусь своими учениками! Тылвинская Молодая Гвардия – Леша Имбрякин, Матвей и Демид Анютины, Юлик Цыбин, Устина Жадобина и, конечно, Петя Глайзер…
– Кто?! – Максим оборвал раскачивания. – Глайзер?! который же?
– Ты будто не знаешь? – подмигнул Килька. – Тот, весь в черном, Зорро – утащил у ведьмы дивор, горшок с монстерой разбил и башкой своей не догадался, что может выступить не добычей, а охотником. Ведьма без дивора ослабла – не способна с Кефирчиком расправиться. Только силы из него высосала – на чучело кот стал похож. Машутка его выходила…
– Я не про кота! Ненавижу! Прикидывается белым и пушистым, а сам мне спину изранил… Но почему Глайзер?! Толстого мальчишку все называли Глазом. Потом, я не верю в совпадения!
– Ну, не верь – им, совпадениям-то, пофиг. И неверие мало в Утылве помогает. Час полуночный придет – замяучит белый кот… Ты на своей шкуре – точнее, спине – убедился? Извини, я пошутил… Глаз – кличка. А фамилия полная у пацана…
– Глайзер!!
– Он самый. Тут целая история. Роман в эпоху репрессий – звучит не хуже, чем Этюд в багровых тонах. Я в свое время увлекался классическими детективами.
– Ты! любитель Шерлока Холмса. Начитался всякой хрени… Наградил Ирэн новым имечком – Ирэн Адлер, а она, как есть, Иринка… Да у вас тут имена не настоящие! Ирэн, Мобутя, Петька Глаз, мой дед Решов. Ты – врун! корыльбун! и Панька твой. Для полного счастья только Энгру не хватает – под каковской личиной он прячется?.. Все не
