испытывал закованный в латы главнокомандующий республиканской армии.
— Твоя жена здесь? — спросил диктатор.
— Нет, — промямлил мужик. — Ее здесь нет.
— Тогда мы убьем всех этих людей.
Горожане стали осознавать безнадежность своего положения. Мужчины загнанно озирались, женщины прижимали к себе хнычущих детей. Скоро они умрут, это неизбежно.
— Я его жена! — из толпы выскочила растрепанная алокрийка. — Прошу вас, не трогайте остальных.
— Мони, не надо!
— Мони… Распространенное в Марии имя, — задумчиво произнес Илид, дал знак схватить ее и снова обратился к стоящему на коленях мужчине. — Так звали и мою жену. Может быть, так ты лучше поймешь меня. А теперь смотри и запоминай.
Он подошел к ней и пинком повалил на землю. Из груди женщины вырвался протяжный стон, но тут же заглох, столкнувшись в горле с холодной сталью меча. Некоторое время она еще хрипела, барахталась в растущей алой луже и пыталась зажать смертельную рану, но кровь сильными толчками выплескивалась сквозь ее тонкие пальцы. Наконец она затихла.
Словно скованный, вдовец не отрывал взгляд от трупа жены. Илид приблизился почти вплотную к нему и бросающим в дрожь голосом спросил:
— Теперь ты понимаешь, что я чувствую?
— Да, — всего одно слово выпало из пересохшего рта алокрийца.
— Наверное, ты хочешь убить меня и моих солдат?
— Да.
— А пожалел бы ты наших жен и детей?
— Нет.
— Вот именно… Бахирон сделал со мной то, что я сделал с тобой. Быть на его стороне — значит повиноваться убийце женщин и детей. Ты передашь ему мое послание, — Илид рывком поставил его на ноги и развернул в сторону толпы горожан. — Смотри и запоминай.
На приграничный город в северо-западной Марии мягко опускался вечер. Как много изменилось всего за один день. Недоумение от сопротивления марийцев марийцам. Осознание, что они на самом деле давно уже считают себя алокрийцами и не видят большой разницы между Илией и Марией. Радость от победы в не начавшейся войне и предвкушение встречи с семьей. Спокойствие созерцания прекрасных видов родной земли. Горе утраты. Всепоглощающий гнев. Начало войны.
— Начинай, По-Кара.
Молодой командир немного помялся, но быстро взял себя в руки. Короткая отмашка — и кольцо республиканской армии стало неумолимо сужаться. Мечи оставляли ужасные раны на ничем не защищенных телах горожан, под ноги солдат падали отсеченные руки и головы, лилась кровь, вываливались внутренности. Терпкий запах смерти щекотал ноздри, крики ужаса и плачь наполнили воздух.
Мало. Они мало страдают, этого недостаточно! Илид смотрел на резню, но не почувствовал даже оттенка той печали, которая охватила его. Топить младенцев в канавах, вешать на крюках, переломать каждую кость в теле, выжигать глаза, сдирать кожу, насиловать, скармливать собакам, заставлять глотать шпоры и избивать до тех пор, пока из их ртов не потечет густая кровь с ошметками внутренностей!
Диктатор встряхнул головой, прогоняя наваждение. Он действительно ничего не почувствовал, страх и мучения этих людей не могли сравниться с его горем, величину которого он даже не мог ощутить, а только лишь понимал. А значит, в кровавом безумии нет никакого смысла, но эти люди должны заплатить за свою ошибку. Они остались верны Бахирону Муру, человеку, который презрел дружбу, убил жену и дочь своего товарища ради жалкой короны. Наказание — смерть.
Все закончилось быстро. В центре площади лежала гора трупов, от которой во все стороны текли алые ручейки. Тяжело дышащий вдовец смотрел на кровавый пейзаж, а закат издевательски окрасил все вокруг в багровый цвет, сводя с ума несчастного мужчину.
— Опиши своему королю это чувство, — прошептал ему на ухо Илид. — Опиши все, что ты увидел и почувствовал. Вот как он поступил со мной. Пусть знает, что его ждет то же самое. Пощады не будет никому, кто останется на его стороне. Иди и неси эту весть.
Диктатор аккуратно подтолкнул мужчину на запад, и тот медленно побрел вперед, постоянно спотыкаясь и падая. Невидящим взглядом он смотрел на кровавый закат и картины бессмысленной резни его соседей, друзей и жены всплывали в воспаленной памяти. И он шел. Просто шел.
— Диктатор По-Сода, — голос Миро слегка дрожал. — Простите, но я не уверен в правильности нашего поступка. Разве мирные жители заслуживают такой расправы?
— Конечно, нет, По-Кара, — ответил Илид.
— Тогда зачем?.. — изумился молодой командир.
— Но ведь это не наша вина. Они сами выбрали свой путь. Эти люди несчастны, как и все алокрийцы. Они слепо следуют за преступником на троне. У них есть выбор — присоединиться ко мне или умереть. Пусть докажут свою верность республике, сражаясь в первых рядах против Бахирона Мура, и будут жить вместе с нами в лучшем мире, — По-Сода обвел рукой заваленную мертвецами площадь. — Они сделали свой выбор и перестали быть для нас мирными жителями. Всего лишь враги, которые заслужили свою участь.
Тяжело вздохнув, Миро По-Кара согласился с диктатором. В конце концов, это гражданская война, в которой победить может лишь тот, кому хватит духа поднять меч на вчерашнего соседа, друга, брата. Если такова цена счастливого будущего республики, то ее надо уплатить сполна.
Глава 21
— Да чтоб тебя…
Рубиновый глаз, тихо позвякивая, закатился под трон, вывалившись из золотой головы льва. Привычка короля Фасилии ковырять ногтем драгоценные камни на своих одеяниях и регалиях наконец привела к ожидаемому результату.
— Словно на сопли прилепили. Дешевка… Эй, ты, — Кассий обратился к стоящему рядом стражнику. — Достань.
Долговязый солдат опустился на четвереньки, подполз к трону и долго шарил под ним.
— Здесь ничего нет, мой король, — промямлил он после тщательных поисков. — Может, куда-то дальше закатился?
Кассий со вздохом встал и посмотрел сверху вниз на стражника, до сих пор стоящего на четвереньках, а затем с силой наступил сапогом на его зажатую в кулак ладонь. Раздался многократный хруст, солдат истошно завопил, но не осмелился выдернуть руку из-под ноги монарха. Кованный каблук раздробил несколько костей, превратив кисть в уродливую пародию на корень дерева. Небольшой рубин выскочил сквозь переломанные пальцы и откатился в сторону.
— Прошу вас, милостивый король! — сквозь стоны боли взмолился стражник. — У меня большая семья, нам не хватает…
Его причитания резко перешли в новые крики, потому как Кассий стал остервенело топтать его изувеченную ладонь. По пурпурному ковру расползалось темное пятно крови, обломки костей распарывали податливую плоть. Кисть руки солдата стала похожа на разваренное мясо, а сам он давно уже потерял сознание от ужасной боли.
— Ворье, — презрительно произнес Кассий, стоя над ним. — Вздумал обокрасть своего короля, паскуда. Выкиньте его на улицу.
Несколько стражников подхватили своего долговязого товарища и поволокли
