по сторонам в поисках одежды. Увидел её на крышке массивного сундука — поспешно натянул на себя незнакомые, пропахшие чужим потом штаны и рубаху, вскочил в неказистые сапоги, натянул и меховой жилет — давно я не ощущал такого холода.
«Печка совсем остыла», — промелькнула в голове странная мысль.
Покрытое морозными узорами окно пропускало мало света. Но глаза уже привыкли к тусклому освещению. Я оббежал взглядом тесную комнатушку, где проснулся. Увидел ту самую печь: точно, как была в моём детстве — в родительском доме. Отметил, что стол и лавка, что примостились около стены, тоже походили на мебель, сделанную в поселении, где я родился. Всё вокруг казалось знакомым. Но в то же время чужим.
— Капец, — пробормотал я любимую фразу жены. — Где это я?
Последнее событие, которое выудил из памяти — заседание малого совета. Помню, как спорил с племянником, обсуждая предложения посла Сульской республики. Спорил из вредности: с удовольствием следил за тем, как племянник склонял меня к принятию того самого решения, какое и я считал верным. Спорил с ним от скуки и из стариковской вредности, в очередной раз убеждаясь, что не ошибся в выборе наследника.
Что случилось потом?
Я слышал испуганный крик жены? Откуда взялось в её голосе столько боли? Кричала именно она, или это мне только приснилось?
Помню, как закружилась голова, как заметались перед глазами огни светильников, как бросило в жар и стало трудно дышать.
Но теперь всё прошло.
Я снова чувствовал себя хорошо. Да что там хорошо: как в молодости! Вновь обострилось обоняние — хотя те запахи, что я сейчас ощущал, вызывали удивление. Пропал давно раздражавший меня звон в ушах, а перед глазами больше не кружили тёмные точки. Исчезла старческая скованность движений. Впервые за последний десяток лет я чувствовал себя отдохнувшим, полным сил и энергии.
Прошёлся по комнате — рассматривал разбросанные по ней предметы. Слушал скрип деревянных половиц под ногами, чириканье расшумевшихся за окном птиц. Пытался понять, где оказался. Всё вокруг выглядело смутно знакомым и в то же время чужим. Знал назначение всех найденных в этом помещении предметов, но понимал, что принадлежали они не мне. Я точно не в спальне дворца. И не в одном из своих загородных домов.
«А может, я всё ещё сплю?» — промелькнула в голове мысль.
Не знал, что во сне бывает так холодно. Давненько я не мёрз: в Селенской империи обычно страдал от жары. Но… если верить морозным узорам на стекле, сейчас за окном зима. А ведь в Фориде (где я был ещё… вчера?) только-только началась осень. Да какая там осень: деревья лишались зелени не от холода, а от палящих лучей солнца. Неужели, пока я спал, меня через портал переместили куда-то на север? Куда? Зачем?
Через тесную прихожую я добрался до входной двери. На ходу схватил висевшую на стене меховую куртку — тут же натянул её, едва вышел на улицу. Зажмурился от яркого света: всё вокруг блестело и искрилось — засыпанная толстым слоем снега тропа у крыльца, снежные шапки на деревьях, сугробы у забора. Резкий порыв ветра швырнул в лицо порцию мелких льдинок, уронил мне за шиворот несколько снежинок.
— Эй, Крок! — услышал я ещё не окрепший мальчишеский голос.
Увидел напротив крыльца покосившуюся калитку — за ней троих незнакомых подростков: должно быть, они прогуливались по дороге и остановились, услышав скрип моей двери.
— Мы слышали: ты опять не ходил на охоту со старшей стаей, — сказал всё тот же юноша — самый низкорослый в этой небольшой компании.
Незнакомые?
Я разглядывал оскалившуюся в улыбках троицу. Темноволосые, бледнолицые. Ещё не взрослые: явно не отметившие свою пятнадцатую зиму. Но уже и не дети. Охотники — не люди. Определённо… я их когда-то всё же видел. Только очень давно — иначе не вспоминал бы их имена так долго. Внуки кого-то из моих соратников? Или приятели моих внучатых племянников?
— Неужто ты, наконец, нашёл себе подружку? — сказал подросток.
Все трое громко засмеялись, точно услышали хорошую шутку. Их голоса заставили вспорхнуть с крыши птиц — хлопая крыльями, те умчались в сторону видневшегося вдалеке Леса. Парни не стали дожидаться моего ответа. Они продолжили свой путь по дороге, толкаясь и громко подтрунивая друг над другом. Позабыли обо мне, слово я их и не интересовал вовсе — привлекала только возможность надо мной пошутить.
Память вдруг выдала имена тех парней, что пониже ростом. Я смотрел им вслед, но вскоре стал сверлить взглядом только спину самого высокого из подростков. Потому что узнал его приметную куртку с воротником из лисьего меха. Точно такую мне когда-то подарила сестра Весала — перед моей пятнадцатой зимой. Нет, не такую же, а именно эту: я очень хорошо помнил расположение всех этих белых пятен на пушистом воротнике.
Я сообразил, кого мне напомнил высокий черноволосый парнишка — тот, что посматривал на приятелей с плохо скрываемым превосходством. Он походил на моего племянника, на его детей и внуков. Потому что был точной копией меня самого — того меня, каким я был в его возрасте. Во всяком случае, я помнил себя именно таким: перед пятнадцатой зимой часто рассматривал своё отражение, проверяя, стал ли похож на взрослого охотника.
Даже вдруг вспомнил, куда именно направлялись сейчас те подростки. Младшая стая прошлой ночью взяла в Лесу хорошую добычу — десять ночных зверей. Старшие охотники осыпали нас тогда похвалами. А Весала в честь такого события напекла пирожков с мясом (такие умела печь только она!), разрешила пригласить на обед двух моих лучших приятелей. Она не любила, когда я приводил друзей к нам в дом, но в тот день сделала исключение.
Я смотрел на подростков, пока те не скрылись за поворотом. Потом вновь взглянул на убогую калитку, оббежал взглядом небольшой засыпанный снегом дворик. На волосы мне продолжали падать сорванные с крыши ветром снежинки — они залетали на крыльцо, где я стоял. Их холодные прикосновения казались невероятно реальными, заставили усомниться в том, что я сейчас сплю: не помню, чтобы раньше во сне мне было так холодно.
— Капец, — снова пробормотал я.
Вернулся в дом. Вынес оттуда на крыльцо наполовину заполненное водой деревянное ведро (заметил его при осмотре комнаты) — решил проверить промелькнувшую в голове невероятную догадку. Поставил его на освещённую солнцем ступень. Дождался, когда поверхность воды успокоится, превратится в зеркало. Взглянул на своё отражение, уже догадываясь, что именно увижу.
Из
