— Вот так работать надо! Понял? От настоящего профессионала ничто не скроется!
Сбросив с плеча его руку, напарник отозвался:
— Ты Папу сначала поймай, профессионал!
Узкая рубашка чуть обмякла после выдоха ее хозяина:
— Теперь поймаем! Правда, шеф? — Глянул на Акламина. — От нашего шефа никакой Папа не скроется. Шеф сказал, что в доме должен быть тайник, — и вот он, пожалуйста! — Опер снова положил руку на плечо напарнику.
Опять сбросив его руку с плеча, оперативник в вельветовом пиджаке буркнул:
— Открывай, профессионал! Чего руками машешь?
— Это не по моей части, — развел руками тот. — Здесь код знать надо, а я в цифрах, как и в буквах, слабоват. Вот если что-то найти, я всегда готов. Ты только посмотри, как Папа придумал: из задней стенки шкафа дверцу сделал. И ведь не заметишь — так все подогнано! Если бы не мой профессиональный нюх, никто бы не нашел. Вот в прошлый раз не касался я книжных шкафов, поэтому отсюда и убрались несолоно хлебавши! — Он весело засмеялся.
На неулыбчивом лице Аристарха потеплел взгляд. Хорошую шутку он всегда умел ценить. Сейф найден. Можно облегченно вздохнуть. Впрочем, вздыхать еще рано. Сначала надо открыть его.
Обычный сейф с цифровым кодом. Оперативники попытались подобрать разные варианты, но наудачу ничего не получилось. Не может же везти бесконечно. Пришлось вызывать специалиста. И пока ждали его, продолжили подборку кода. Но увы — опять безрезультатно. Раздраженный опер в вельветовом пиджаке внезапно предположил:
— Вот крутим, крутим мы, а вскроем — и вдруг там ничего не окажется! Дусев мог вычистить его полностью перед уходом.
Пыл у оперативников как-то сразу угас — они приуныли, зубоскалить перестали, усердие пропало. Но это длилось недолго. Приехавшему специалисту понадобилось немного времени, чтобы открыть дверцу сейфа. Увидав, что тот плотно набит бумагами и деньгами, опера снова повеселели. Вытащили все на стол. Полистав некоторые бумаги, Аристарх быстро понял, что тут работа не одного часа, и поручил сделать опись изъятого. На глаза попался конверт. Акламин достал из него чье-то письмо и фотографию. На снимке узнал Дусева в центре и Кагоскина с краю. И были еще трое, которых он не знал, а среди всех худенькая девушка.
Остановив на ней взгляд, Аристарх насупился. Кольнула мысль: уж не Александра ли это? Впрочем, Дусев известен был тем, что всегда увлекался молодыми девчатами, поэтому девушка могла быть одной из целого ряда любовниц.
Акламин посмотрел на число, которым датирован снимок. За полгода до ДТП с Корозовым. По имеющимся данным, в этот период у Дусева любовницей была Александра. Выходит, что на снимке могла быть именно она. И скорее всего она. Сомнений не было, что те, кто видел ее, подтвердят это.
Вот, оказывается, какая она — Александра? Что можно сказать? Губа у Папы не дура! Вкус неплохой. Сейчас бы Ольга точно сказала, эта девушка вызволила ее прошлый раз или другая. Но выяснять сейчас, кто на фото, менее важно — сначала надо найти и освободить жену Корозова.
Закончив дела в доме и вернувшись на работу, Акламин принялся за бумаги Дусева. До темноты копался в них. Наконец, отодвинув все в сторону до завтра, Акламин решил допросить горбоносого.
Поздно вечером его привели из изолятора к нему в кабинет. Аристарх повел с ним беседу. Горбоносый, явно растерявший прежний пыл, больше не хорохорился, не хамил, подбирал слова, заунывно бухтел, что ранен, что нужно в больницу. А когда на стенных часах стрелки показали ровно двадцать четыре часа, начал зевать и ныть, что ему уже пора спать.
Подавляя его нытье, Акламин возвращал горбоносого к вопросам. В конце концов, мало-помалу тот стал выкладывать, как вошли и действовали в квартире сестры Глеба, назвал себя и имена скрывшихся подельников. Однако по-прежнему не давал ответов на вопросы о том, кто направил их, на кого работали. Тогда Аристарху пришлось пойти на запрещенный прием: он пообещал, что прямо сейчас отдаст команду, чтобы в изоляторе стало известно, что горбоносый перешел дорогу Папе.
Тот сразу сдрейфил, душа ушла в пятки. Он хорошо представлял себе, что с ним будет, если в изоляторе пройдет такой слух. Амба! Там каждый захочет отличиться перед Папой. У горбоносого кровь застыла в жилах. И он сдался. Назвал заказчиком Кагоскина и адрес, где держат Ольгу.
Отправив горбоносого в изолятор, Акламин откинулся к спинке стула и прикрыл глаза. Он получил желаемый результат. На дворе уже была ночь. Но откладывать до утра нельзя. Аристарх хорошо усвоил пословицу: «Куй железо, пока горячо». Как бы ни хотелось отдохнуть и как бы ни хотелось дождаться утра, дело надо было делать срочно — откладывать нельзя. И он решил действовать немедля.
Вырвавшиеся из квартиры сестры Корозова подельники, широколобый и морщинистый, долго кружили по городу, чтобы убедиться, что никакого хвоста за ними нет.
Утром примчались к Кагоскину. На рану морщинистого тот наложил повязку, сделал укол и сказал, что ранение — пустяк. Известие о неудаче привело врача в растерянность. Такого облома он никак не ожидал. Рассчитывал, что все пройдет гладко, проще пареной репы, несмотря на имеющуюся у двери охрану.
Особенно его повергло в уныние, что в руки охраны, а стало быть, в руки полиции угодил горбоносый. И хотя двое других пытались ему внушить, что тот наверняка убит, Кагоскин в данных обстоятельствах исходил из худшего. В таких вопросах не стоило гадать и надеяться, надо было знать точно, а точно он не знал, потому и предполагал худшее. Засуетился, ибо сразу рассудил, что надо убираться из этого убежища. Его замыслы, которые он тайно вынашивал, начали рушиться.
Решив, что он знает Папу как свои пять пальцев, а потому сумеет оставить его с носом, он не учел главного: знать Папу — мало, его надо чувствовать и обладать интуицией сильнее, чем у Дусева.
Будучи в курсе планов Дусева по поиску монет, он надумал опередить его, чтобы самому найти и завладеть коллекцией. Но изначально все пошло не так. Он опоздал с захватом Корозова, чуть не упустил его жену, не сумел захватить его сестру и племянника. Кусал локти. Ведь без Корозова большого смысла не имел захват его жены, сестры и племянника. Они нужны были как рычаг давления на Глеба. Но тот был у Дусева. Козыри были на стороне Папы. Потому сейчас Кагоскину требовалось срочно менять свои планы. Все усложнялось. Он пытался найти выход.
В квартире вместе с ним находилась Ольга.
Появившись здесь, она узнала его голос. Вспомнила, когда слышала его. Тогда, когда ей кололи наркотики. Значит, это он делал уколы. А Кагоскин усмехался, как будто спрашивал: ну что, узнала, что ли? У Ольги дрожь проходила по телу. А ему было весело. Раз узнала — будет бояться и сидеть тихо. Кагоскин не пристегивал ее наручниками. Привезя сюда, поместил в отдельной комнате с одним стареньким диваном, предупредив, что этаж высокий и думать о побеге глупо.
У него было несколько заранее приготовленных квартир. Он как будто чувствовал, что когда-нибудь они пригодятся, и, по всему видать, пригодились. Никто не знал о них. Не сомневаясь, что эта квартира — уже пройденный этап, что о ней следует быстрее забыть и затеряться в другой берлоге, он нервничал. Ночь была на исходе. За окнами началась людская суета. Город уже не спал. Кагоскин видел, что не успевал незаметно перебраться на новое место, поэтому решил на свой страх и риск день пересидеть, а следующей ночью убраться.
