Книга Волны, в которых мы утонули - Бриттани Ш. Черри

Да, да, я знаю, я только что рассказала вам историю, но я хочу рассказать еще одну. Не волнуйтесь, эта будет не такой длинной. Уж точно не в восемьдесят тысяч слов. Эта история произошла на самом деле, и она достаточно личная. Вот она. Мне было тяжело писать эту книгу. В отличие от Мэгги Мэй я не была немым ребенком, но я почти не разговаривала. В начальной школе я была очень разговорчива. К третьему классу я стала общительной и неуправляемой. Я любила людей, и, кажется, люди тоже любили меня. Все, за исключением одной девушки. Назовем ее Келли. Мы с Келли вместе ездили на школьном автобусе. Однажды Келли сказала, что когда-нибудь вырастет до двух с половиной метров.

Два с половиной! Вы можете себе представить?

– Как это высоко, – ответила я. – Ты будешь выше всех людей в мире! – воскликнула я.

Келли прищурилась.

– Что ты сейчас сказала?

– Я сказала, что ты будешь выше всех людей в мире!

– Ты что, сказала, что у меня вши? – злобно рявкнула она. Ее гнев сбил меня с толку: что я такого сказала? Что я сделала не так?

Видите ли, у меня был дефект речи. Были некоторые буквы, которые я не могла произнести, и иногда случалось, что я говорила совсем не то, что было у меня в голове. Даже сегодня, когда я нервничаю, я не все могу произносить как надо. Как же неловко, что взрослая двадцатидевятилетняя женщина может в мгновение ока превратиться в третьеклассницу.

Я сказала «выше», а она услышала «вши».

И она сделала все, чтобы я об этом не забыла.

Я даже не знала, что такое «вши». Я училась в третьем классе. Я знала только то, что было в ситкоме «Парень познает мир», а Кори никогда не говорил Топанге слово «вши».

Но Келли этого не забыла. Она превратила мою жизнь в настоящий ад. Она обсуждала мою манеру речи, издевалась надо мной в школьном автобусе и щипала меня за уши со словами «Хочу посмотреть, как сильно покраснеют уши Черри!». Просто удивительно, как быстро надо мной начали издеваться другие дети. Это было ужасно. Я возвращалась домой вся в слезах, и моя мама не знала, что делать. Она заступилась за меня, пришла в отдел образования и потребовала, чтобы они сделали что-нибудь. P. S. Это сработало. (Спасибо, мама!)

Но я уже изменилась.

Я потеряла голос.

Я стала с огромным вниманием относиться к тому, что говорю, потому что почти всегда молчала. Я была уродкой, чудачкой, которая не могла говорить правильно. Мой голос не был достоин того, чтобы его услышали.

В средней школе в ежегодном альбоме меня даже назвали самой тихой девочкой. Я помню, что, когда мы должны были читать вслух на уроках, у меня были приступы паники и дрожь. Когда я знала, что мы будем читать вслух, я оставалась дома. Если я не могла остаться дома, то шла к школьной медсестре, предварительно плеснув себе на лоб горячей воды, чтобы сымитировать температуру. Если мне все-таки приходилось читать вслух, после этого я могла переживать несколько недель. Я вспоминала, какие слова я прочитала неправильно, и думала об одноклассниках, которые, наверное, надо мной смеялись.

Я была такой застенчивой, что учителя спрашивали, нет ли у меня нарушения способности к обучению. Моей маме сказали, что я никогда не смогу нормально общаться с людьми из-за моей застенчивости и проблем с речью. Но она сказала, что не может в это поверить. Дело в том, что дома я всегда много болтала. Мой дом был моей спасительной гаванью. В его стенах мой голос был услышан. Только там я могла быть собой после восьми часов в школе, где я изо всех сил старалась не быть собой.

Моя старшая сестра, Тиффани, не знает этого, но она помогла мне обрести голос. Она была потрясающей чирлидершей, популярной и веселой, и я всегда на нее равнялась. Однажды она сказала мне, что я должна попробовать пойти на испытания в команду поддержки.

Я попробовала и попала в команду.

Я могла стоять в толпе, и хотя я была в ужасе от того, что люди думали обо мне, я все равно отдавала этому все свои силы. Я начала больше говорить в школе. И я начала громче смеяться. Я пошла туда, и я не смогла бы сделать ничего лучше. Однажды, когда я училась в старших классах средней школы, один мальчик повернулся ко мне и сказал:

– Ты больше нравилась мне, когда молчала.

На долю секунды мне захотелось вернуться в свою безмолвную пещеру, но вместо этого я подумала: «Будь сильной, как Тиффани». Так что я ответила:

– Забавно, потому что ты никогда мне не нравился.

Дерзость. Я поняла, что такое дерзость.

В моем голосе иногда звучала дерзость! Из-за этого я попадала в неприятности. Но это уже другая история.

Именно поэтому «Волны, в которых мы утонули» так мне дороги.

Я была Мэгги Мэй, а она, в каком-то смысле, была и остается мной. У меня до сих пор иногда бывают панические атаки. В основном – перед публикацией романа или перед тем, как я влюбляюсь, или перед принятием какого-то важного решения. Дело в том, что в своих глазах я все еще та третьеклассница, которой кажется, что ее осуждают. А вдруг я облажаюсь? А вдруг я недостойна любви, успеха или возможности жить своей мечтой?

Но потом я делаю вдох и напоминаю себе, что быть собой – это нормально. Это нормально – в один день бояться, а в другой не бояться ничего. Это нормально – бояться говорить, но все равно каждый день использовать свой голос. Это нормально – быть немного надломленным, но оставаться целым.