— Не можешь или не хочешь? — спросил он, пристально глядя на нее.
— И то и другое, — просто сказала Констанция. — Ты не можешь жениться на мне, Макс. Я загублю твою карьеру.
Когда-то он и сам так думал. Но теперь это казалось ему не слишком существенным препятствием, и он был уверен, что можно найти способ его преодолеть. Энсор наполнил свой стакан и снова повернулся к ней:
— Нам нужно лишь попытаться привести в согласие движущие силы нашего существования. На самом деле в настоящий момент наша свадьба возместит ущерб, который ты нанесла моей репутации на страницах своей газеты. Такое решение кажется мне весьма элегантным.
Констанция озадаченно нахмурилась.
— Не понимаю, каким образом… О, поняла! — Она рассмеялась и покачала головой. — Ну и хитрец же ты, Макс! Это единственная причина, по которой ты хочешь жениться на мне?
— Разумеется, — беспечно подтвердил он. — Как ты помнишь, у меня уже сложилась привычка манипулировать тобой в собственных целях.
Ее взгляд посерьезнел.
— Я готова забыть об этом, если и ты не против.
Макс снова поставил стакан и раскрыл ей свои объятия:
— Иди сюда.
Констанция подошла к нему и обняла его за шею. Откинув голову назад, она заглянула ему в глаза и прочитала в них любовь и страстное желание — те же чувства, что переполняли ее саму.
— Я люблю тебя, — сказал он, сжимая руками ее талию. — И я всегда буду поддерживать тебя. Даже если между собой у нас будут разногласия, при людях я всегда буду принимать твою сторону. У тебя никогда не будет причин сомневаться в моей преданности тебе… моей жене. И это обещание, которое я даю тебе сейчас, так же нерушимо, как и те клятвы, которые я произнесу перед алтарем.
— Я люблю тебя, — сказала Констанция. — И на людях я всегда буду поддерживать тебя. Ты всегда будешь знать, что я делаю или намереваюсь сделать, если это как-то может отразиться на твоей карьере. И это обещание, которое я даю тебе сейчас, также нерушимо, как и те клятвы, которые я произнесу перед алтарем.
Он поцеловал ее, по-прежнему не выпуская из своих объятий. Потом нежно и игриво коснулся губами уголков ее рта, кончика носа, изящно закругленного подбородка. Он поцеловал голубую жилку, бьющуюся у основания ее шеи, и Констанция сильнее прижалась к нему. Она чувствовала себя легкой, как перышко, словно огромное бремя свалилось с ее плеч.
— Итак, — мягко произнес он, прижав ладонь к ее щеке, — мы решили эту маленькую проблему раз и навсегда.
— Раз и навсегда. И когда о помолвке будет объявлено и все узнают, что Макс Энсор женится на известной суфражистке, никто не поверит тому, что было написано в статье.
— Я велю Генри послать объявление о нашей помолвке в «Таймс»[18], чтобы оно появилось в завтрашнем номере, — сказал Макс. — Чем скорее об этом станет известно, тем быстрее стихнут слухи. — Потом он слегка нахмурился. — Конечно, сначала я должен поговорить с твоим отцом.
— О, в этом нет надобности. Я сама сообщу ему, когда он вернется, — беспечно отозвалась Констанция. — Он уже сказал мне, что ты его вполне устраиваешь в качестве зятя, так что он не станет возражать.
— Вы уже это обсуждали?
— Нет, это не было обсуждением, — уточнила Констанция. — Это одно из тех заявлений, которыми отец всегда заканчивает свои сетования на жизнь. Он делает это время от времени в надежде, что ему удастся выдать хотя бы одну из нас замуж.
Макс решил оставить эту тему:
— Как бы там ни было, я должен поговорить с лордом Дунканом.
— Макс, ты собираешься породниться с семьей, которая не слишком придерживается условностей.
Он почесал в затылке и сдался.
— Я подозревал об этом. — Он наклонился и поднял с пола «Леди Мейфэра». — Полагаю, ты будешь продолжать выпускать эту газету?
По его тону было понятно, что он уже с этим смирился.
— Я должна, это единственный источник нашего дохода.
— Что? — Макс изумленно уставился на нее. — Я не нахожу это смешным.
— Я тоже, — согласилась она. — Но тем не менее это чистая правда. И поскольку теперь ты станешь членом нашей семьи, я думаю, мы должны посвятить тебя во все наши темные секреты.
«Бог мой!» — подумал Макс. Теперь он станет членом этой семьи! Ее слова заставили его в полной мере осознать это. Он женится на Констанции, но она всего лишь одна из этого трио. Когда дело касается сестер Дункан, если ты связан с одной, это значит, что ты связан со всеми. У него больше никогда не будет и минуты покоя.
Констанция без труда прочитала его мысли.
— Все не так плохо, как ты думаешь, — заверила она его, успокаивающим жестом дотронувшись до его руки. — На самом деле мы совершенно безобидны.
— Уж тебя-то никак нельзя назвать безобидной, — заявил он с некоторой горячностью.
Констанция рассмеялась:
— Пойдем наверх. Нам нужно сказать обо всем Чес и Пру, а потом мы введем тебя в курс дела относительно наших финансов. Тебе следует знать, что у меня нет никакого приданого, кроме кучи долгов. Но это никак тебя не коснется. Мы трое нашли способ с этим справляться, и я прекрасно содержу себя сама. — Она взяла его за руку и повела к двери. — Пойдем поприветствуем твою новую семью.
Макс неохотно пошел за ней, все еще пытаясь понять, что она имела в виду, когда сказала, что сама содержит себя. Если мужчина берет женщину в жены, он должен ее содержать. Так всегда было. Так должно быть. Разве нет? Он решил на время оставить и эту тему.
Выйдя в холл, они услышали голоса, доносившиеся сверху. Потом на лестнице показались Пруденс, Честити и Амелия, спускавшиеся вниз и оживленно о чем-то разговаривавшие. Пруденс первая заметила Макса и Констанцию. Она остановилась, не зная, стоит ли увести Амелию наверх, чтобы она не столкнулась с Максом. Но Амелия приняла решение за нее. Она спустилась в холл.
— Констанция, я здесь разговаривала с вашими сестрами, — сказала она, стараясь не выдать своего смущения. — Добрый день, мистер Энсор.
Макс не мог понять, почему гувернантка его сестры явилась с визитом на Манчестер-сквер вместо того, чтобы заниматься со своей воспитанницей.
— Мисс Уэсткотт, — вежливо произнес он слегка вопросительным тоном.
— Не мисс Уэсткотт, — поправила его Констанция, мысленно сожалея, что это разоблачение произошло в такой неподходящий момент. — Это миссис Генри Франклин.
Макс уставился на нее. Потом он перевел взгляд на ее невозмутимо улыбающихся сестер. Потом посмотрел на серьезное, решительное лицо Амелии Уэсткотт.
— Генри? — недоверчиво спросил он. — Мой секретарь, Генри Франклин?