Своятова Инесса Безродная: «Никто не знал, какой бог или богиня одарили ее своим благословением. Но жизнь Инессы оказалась наполнена мучениями. Ее возлюбленную, Марью Телкинову, обратил коварный кашивхесе, и Инессе пришлось убить не только ее, но и жителей целой деревни, на которую напала Марья. Говорят, река Гованицы появилась из слез своятовы Инессы».
Житие святых ВасильеваНадя дрожащими руками потянулась к ковчегу[5] и подняла крышку. Внутри находилось полотно, покрытое кровью. От силы, исходившей от ткани, ее покрытая шрамом рука запульсировала с такой силой, будто в ее ладони билось сердце. И Надя не понимала, почему испытывает такую боль и почему так реагирует на реликвию. Может, Малахия лгал ей? Но по какой-то причине ей казалось, что это не так. Она просто не понимала, что это за сила.
Надя осторожно вынула саван из ковчега и тут же зажмурилась от потока божественной силы, обрушившейся на нее и вызывающей дрожь по телу.
Аня шокированно уставилась куда-то поверх Надиной головы.
– Кто-нибудь раньше пользовался им? – спросила Надя.
Аня покачала головой.
– Лишь немногие могут ощутить силу, заключенную в саване. И мало кто может ею воспользоваться.
Ох, значит, реликвии не могли заменить калязинских клириков. Обидно. Надя обернула саван вокруг руки и тут же зашипела сквозь зубы от притока силы. Но она знала, как обращаться с такой огромной силой, и пугалась именно ее отсутствия.
Саван принадлежал своятове Владе Вотяковой. И, как только он соприкоснулся с кожей Нади, перед ее глазами вспыхнул образ девушки: примерно ее возраста, а может, немного постарше, с волосами до подбородка, которая со слезами на смуглом лице прижимала ткань к кровоточащей ране на животе.
Как только образ исчез, Надя осторожно высвободила руку и перевязала саваном голову. Аня взяла у стоящей рядом монахини головной обруч и височные кольца из темного железа, принадлежащие самой игуменье.
С трудом сглотнув, Надя надела головной обруч поверх савана. Она не заслуживала носить его.
– Мы лишились нашего преимущества из-за этого чудовища…
Надя не дала Косте закончить предложение и, обхватив за подбородок, повернула к себе его лицо.
– Я и сама прекрасно знаю, что сделал Малахия, так что можешь не утруждаться рассказом. Лучше заткнись и возьми себя в руки.
Его темные глаза сверкнули, а взгляд был направлен куда-то поверх ее головы. И что они все туда смотрят?
– Я должен защитить тебя.
– Так было раньше. Но теперь я не нуждаюсь в защите. Уже нет.
Он вздрогнул от этих слов. Так что Надя притянула его ближе и прижалась лбом к его лбу.
– Береги себя, – попросила она. – Я не хочу потерять тебя снова.
И она направилась к лестнице, по дороге вытаскивая свой ворьен из ножен. Но когда Надя проходила мимо Рашида, он поймал ее за руку.
– Что ты задумала?
– Хочу поздороваться с транавийцами, – ответила она.
Рашид нахмурился.
– Я спрашиваю не об этом.
Надя закатила глаза.
– Он явно сделал свой выбор. В пользу транавийцев… – она махнула рукой, – ну, или всего, что с ними связано. Значит, так тому и быть.
– Не убивай его, – крикнул Рашид ей вслед, когда она вновь направилась к лестнице.
– Не стану обещать этого, – отозвалась Надя.
Когда она приказала открыть ворота, никто не стал задавать ей вопросов. Казалось, никого не волнует, почему хрупкая девушка с головным обручем игуменьи монастыря отправляется навстречу транавийскому отряду.
Силы всегда делали ее немного безрассудной.
Надя вытащила один ворьен, а второй подкинула в воздухе и поймала за рукоять.
Вотякову благословил своими силами бог Крсник, и сейчас Надя радовалась, что могла призвать огонь, не вознося молитву к самому богу. Но при этом она не знала, на сколько хватит ее сил. Сколько магии хранили в себе реликвии после смерти клирика?
Холодное пламя лизало клинки ее ворьенов, когда она начала чертить круг на земле, чтобы оградить вход в монастырь. В оставленной взрытой полосе тут же вспыхивало пламя, создавая стену из огня – дополнительное препятствие для транавийцев. Закончив, она отступила к воротам, чтобы не сталкиваться с целой компанией в одиночку.
Безрассудство не всегда означает глупость.
