Снова умываюсь и поднимаю глаза на отражение в зеркале: красные. Да и плевать.
Придя сюда, я снова погрузилась в воспоминания. Но на этот раз не прогоняю их, хочу увидеть всё, хочу запомнить, вдоволь насмотреться, возможно, последний раз, а потом выбить их, выпустить.
Удар идет из головы, так он говорил? А попадает прямо в сердце. И если это поможет заглушить разрывающую на части тоску хоть на время, хоть на несколько минут, хоть на жалкие мгновения, то я сделаю это. Только слезы унять, и готова.
Выхожу в зал из душевой и направляюсь к груше. Нужно представить, что она — мой враг. Так учил Антон. А значит, сегодня и отдуваться за него ей.
Подойдя, провожу пальцем по поверхности, аккуратно очерчивая на плотном покрытии контур. Словно рисую лицо.
Вспоминаю взгляд Антона, не тот, с которым он меня вышвыривал из своей жизни, а другой, теплый, нежный, заботливый, в который я по глупости поверила. Но именно его мне нужно убить в воспоминаниях. Он так смотрел на меня в моменты откровений, когда мы говорили, когда молчали. Особенно, когда молчали.
Рисую улыбку.
«Сонь, тебе не нужно меня бояться».
А я ведь поверила. Глупая Соня. Но он был прав, его — нет. Бояться нужно было себя. Потому что это я осмелела настолько, что рискнула погрузиться в омут. Полностью, бесповоротно. Не слушая доводы разума, продолжала убеждать себя, что так улыбается Антон только мне.
Рисую хмурые брови. Мне нравилась эта складка между бровей, когда он становился задумчивым. Но в тот день, когда ему позвонила Лиля — его хмурое лицо меня насторожило.
Представить врага. Но только он, несмотря на всё, мне не враг. И Лиля тоже не враг. Наверно, они сейчас вместе, им хорошо. Я не знаю, насколько она искренна, она бросила его когда-то, но надеюсь, что теперь не обманет. Это глупо, но я, правда, желаю ему счастья.
Только представлять их вместе не хочу. Перед глазами снова вспыхивает поцелуй. Этого воспоминания достаточно, чтобы не хотеть думать о том, что было после. Как он сжимал её в объятиях и наверняка шептал, что скучал. А может быть, он так и продолжит вести разгульный образ жизни. Может, ему вообще никогда не нужны были отношения. Ни со мной, ни с кем. Он так привык, ему так хорошо. Я добираюсь до мыслей, которые боялась впускать в свою голову вот так открыто и быстро провожу ладонью по груше, словно стираю всё, что нарисовала до этого. Я сама себе сделала подлость, когда решила, что он хочет быть со мной. Я — тот самый враг.
Надев перчатки, бью по груше. Щёки моментально вспыхивают. Но мне нравится это ощущение после удара, и я повторяю. Другой рукой. А потом начинаю наносить удары по очереди. Сильнее, чётче. Адреналин бьет по вискам, на глазах выступают слезы. Выбиваю из себя боль, заменяя её мнимой свободой. Я знаю, что тяжесть не испарится, но прямо сейчас я не просто выпускаю пар, я впускаю в сердце правду. Она жжёт, калечит, убивает, но только так я смогу хоть немного отпустить эмоции. Не попрощаться с ними, но попытаться смириться. Потому что я люблю, люблю так сильно, что как бы ни хотела — не могу ненавидеть. И это чувство останется со мной.
Это мой последний удар. Я завершаю его сдавленным криком и обхватив грушу, прижимаюсь к ней лбом, по щекам катятся слезы, сердце отбивает быстрый ритм. Вытерев мокрые дорожки, прихожу в себя.
Медленно вдыхаю и выдыхаю, а потом застываю, услышав позади шаги. Я не успеваю повернуться, но чувствую, как кто-то подходит. И от накрывшего запаха парфюма мгновенно замирает сердце. Это тот самый аромат, который меня свел с ума какое-то время назад. Его не спутать. Не забыть.
Я медленно поднимаю глаза, натыкаясь в отражении зеркала на пронзительный взгляд.
И сама не верю тому, что вижу. Вижу те самые глаза, что я рисовала буквально сейчас. Только усталые, как будто больные. Вижу губы, которые целовали меня, доводя до безумства, вижу заросшие щетиной щеки, и в пальцах сразу покалывает от воспоминаний о том, как я касалась его кожи. Смотрю на отражение, почти уверенная в том, что это мираж, что сейчас я моргну, и все рассеется, а когда обернусь, то никого позади не увижу. Потому что Антону тут просто нечего делать.
Отражение делает еще один шаг в мою сторону, и мне кажется, я кожей чувствую колебания воздуха. Глаза начинают слезиться, потому что я так и не моргаю, глядя на мужчину. А потом, словно отмерев, резко оборачиваюсь. Антон никуда не пропадает. Он стоит напротив меня, вглядываясь в мое лицо так внимательно, словно пытается вырисовать в памяти каждую мою черточку.
Глава 41 Соня. Антон
Мы стоим друг напротив друга, не двигаясь, я только тяжело дышу, все еще восстанавливая дыхание. Что он тут делает? Как очутился? Мысль о том, что искал меня, отметаю сразу: абсурд. Он просто не мог знать или догадаться, что я направлюсь сюда. Я и сама не знала. Выходит, зашел случайно? Побить грушу, как и я? Почему-то усмехаюсь данной мысли.
— Соня, — произносит Антон тихо, а я вздрагиваю всем телом, все внутри сжимается. Напрягаюсь, глядя на него. И вспоминаю сцену в клубе, его слова, как он практически вытолкал меня и оттуда, и из своей жизни. Что ему сейчас нужно? Добить меня? Выгнать из города? Так я и так уеду, сама, без его подталкиваний.
— Мне надо идти, — говорю тихо и, подхватив свои сумки, делаю шаг к выходу. Делаю и замираю, потому что там стоит он. Приблизиться к нему — страшно, эта близость из тех, что забирает у меня все силы, высасывает волю.
— Отойди, пожалуйста, — произношу, набрав в грудь воздуха. Антон качает головой.
— Сонь, давай поговорим. Дай мне шанс объясниться.
Я вздергиваю брови в удивлении. Объясниться? Все-таки усмехаюсь.
— Ты достаточно объяснился в клубе, Антон. Не думаю, что готова еще раз слушать все это.
Он как-то страдальчески морщится.
— Я ошибся, Сонь. Очень крупно. Думал, ты…. - теперь он набирает в грудь воздух, громко и протяжно выдохнув, выдает: — Думал, ты меня предала.
Я смотрю на него в недоумении. У меня в голове не складывается никакой картинки, которая могла бы связаться воедино с его словами. Я? Предала?
— Не понимаю, — произношу, хмурясь, он вздыхает.
