Книга Тайна дома Морелли - Маленка Рамос

Он проснулся у себя в гостиной в девять вечера. Ему не удалось вспомнить, давал ли он кому-нибудь номер своего мобильного телефона. Что ж, вполне объяснимо, учитывая, в каком он был состоянии. Память возвращалась медленно. Итак, накануне вечером они на всякий случай обменялись телефонами. Он не помнил, как это случилось, не помнил и того, как переместился из кабинета в гостиную на первом этаже. Голова была совершенно пуста, воспоминания окутывал густой туман, который не спешил рассеиваться.

Джим в прямом смысле слова подполз к телефону, лежавшему на диване. Он не мог встать на ноги. Такое впечатление, что он бежал несколько часов подряд, и теперь мышцы отказывались подчиняться, какое бы усилие он ни прикладывал.

– Джим? – голос Алана напомнил Джиму про встречу с Люсьеном и время, которое он провел в отключке. Слишком много времени, неудивительно, что о нем начали беспокоиться.

– Да, Алан. Извини, я только что проснулся.

Повисла выразительная тишина.

– Ты нас до смерти перепугал, – наконец произнес Алан. – Я заходил к тебе, но мне никто не открыл. Мы думали, что-то случилось.

– Я скоро буду, – зевнул Джим. – Еще раз извини.

– Конечно, о чем речь. Кстати, мы сожгли все то барахло.

– Отлично. А кто сейчас дома?

Молчание.

– Все в сборе, Джим. А почему ты задал этот вопрос?

– Видишь ли, я получил от детектива кое-какую информацию, – начал Джим, сделав еще одну попытку встать. Он напоминал человека, которого подвергли электрошоку. – Но это еще не все…

«Нет, Джим… дальше не надо», – сказал он себе.

Уселся на диван и увидел в дверях Люсьена. Тот отрицательно помотал головой и посмотрел прямо ему в глаза спокойным и ясным взглядом.

– Послушай, – обратился Джим к Алану, – ты можешь сделать так, чтобы, когда я буду у вас, Элизабет и Дэнни не оказалось поблизости?

– Думаю… думаю, да. Я поговорю с Мэри. Джим, у тебя все в порядке?

Джим опустил голову и потер пальцами виски.

– Не совсем. Расскажу, когда доберусь до вас. Дай мне несколько минут. Скоро увидимся.

Он нажал отбой, бросил телефон на обитое потертой кожей кресло и осторожно покосился на Люсьена.

– В твоей истории много пробелов, – произнес он. – Есть вещи, которых я не понимаю. Не могу понять. Боже, как болит голова. Все тело ломит.

– Это нормально, chéri. Вспомни «Рождественскую песнь» Диккенса. Подобные путешествия не рекомендованы для физической оболочки вроде твоей. Слишком уж в тебе много мышц и костей. – Он насмешливо улыбнулся.

– Ты так и не рассказал, почему выбрал именно меня и какие у тебя цели в Пойнт-Спирите. Ты очень наглядно описал, что было в прошлом. А насчет настоящего – я только понял, что у тебя есть потомок и в нем течет твоя кровь. А так сплошные белые пятна, черт побери…

Люсьен посмотрел на него серьезно.

– Всему свое время, chéri. Кое-что тебе предстоит выяснить, а что-то откроется само, ты и спохватиться не успеешь. Надо уважать порядок вещей. Эта игра напоминает домино: первая фишка у тебя в руках, за ней последует все остальное.

– Скажи, почему я?

Люсьен промолчал. Отвесил поклон и исчез.

Он стоял перед крыльцом сестер Морелли. Ноги все еще дрожали. Дома он наскоро принял душ – непростая задача, если учесть, что он едва держался прямо и вынужден был хвататься за стены. Вести машину тоже было не так просто. Тормоз и педаль газа превратились в его непримиримых врагов, и несколько раз он чуть не врезался в заборы соседних участков. В общем, то еще зрелище, если бы кому-то пришло в голову за ним наблюдать. К счастью, все обошлось благополучно.

Он не спешил делать выводы насчет того, что ему довелось пережить в обществе Люсьена. По правде сказать, сложно было не чувствовать симпатию к этому странному существу. Разрушительный и мстительный дух – и одновременно человек из плоти и крови. Точнее, был им когда-то. Тем не менее воспринимается он именно как человек, особенно если стоит перед тобой целостный и завершенный. Все дело во внешности: четко очерченные и вполне человеческие руки, длинные пальцы, гладкая кожа. Бездонные глаза орехового цвета, проницательные и в то же время печальные. Улыбка, манера тяжко вздыхать. Невинность, которая в нем ощущалась временами. Умение абстрагироваться от собственной жизни, показывая ее другому. Человек, до глубины души человек. И в то же время дух. Призрак.

Джим вдохнул как можно глубже. Ему хотелось убедиться в том, что он не упадет в обморок. Руки и ноги постепенно делались более послушными. Он вскарабкался по ступенькам так, будто накануне его отмутузили после попойки, и, когда Алан открыл дверь, едва не рухнул на колени, как монах перед алтарем. Что ж, отныне он был в надежных руках доктора Фостера. Тот чуть ли не на себе доставил его в гостиную. Усадил в одно из кресел, стоящих у камина. Джим увидел накрытый стол, хмурую, сосредоточенную Амелию, занимающую одно из кресел. Рядом с ней – Роберта. Мэри Энн также вошла в гостиную и опустилась на колени возле его ног. Он слышал, как она спрашивает, что случилось. Из кухни доносился стук башмаков Карлоты, который ни с чем не спутаешь, и звон кастрюли.

Вот и Алан: он тоже о чем-то его спрашивал. Джим встрепенулся.

– Где Элизабет?

– Уехала в город с Дэнни и госпожой Вудс. В центре развешивают гирлянды к Новому году, и они решили на них посмотреть, – ответила Мэри Энн. – Джим, что происходит?

Вот и Карлота с огромным подносом. Расставляет тарелки по столу. Покосилась на Джима, улыбнулась.

– Карлота…

– Привет, Джим.

Карлота собиралась вернуться на кухню, но голос Джима заставил ее резко остановиться.

– Итак, дорогая, когда ты собиралась все рассказать?

– Что?

Джим шевельнулся, случайно задев Мэри Энн, – от неожиданности та потеряла равновесие.