— Она с мужем несчастна была, — вдруг брякнул Женя, сам не зная, как это у него вырвалось.
— Твоя фамилия как? — поинтересовался профессор.
— Савенко.
— Вот и молчи. Не судачь. Когда будешь знаменитостью мирового значения, чтоб фамилию твою знали, не переспрашивая, тогда рот можешь немножко открыть. Но только на минутку. Чтобы успеть сказать, как тебе повезло в жизни, что начинал ты работать под руководством Натальи Васильевны. Понял?
Женя стоял перед ним, опустив глаза.
— Я понял, простите.
А профессор подумал, что парень прав. И почему-то вот сейчас он вспомнил незнакомого плотного лысоватого мужчину, как-то забредшего вечером к нему в кабинет и спросившего про Наталью Васильевну.
Сразу понял Ни рыба ни мясо: неравнодушен был к ней этот человек. Фронтовики ведь бдительность не теряют, замечают по привычке все мелочи. Он рад был бы ему помочь, да только Наташи уже не было на работе. Он сам видел, она ушла, помахивая модной сумкой, попрощавшись с ним. На следующий день он подробно описал ей лицо незнакомца. И мог бы голову положить на отсечение, что она догадалась, о ком идет речь. И в глазах у нее появились одновременно и сомнение, и надежда. И он, так много повидавший на своем веку старик, понял — здесь речь идет не о делах, здесь любовь.
И он совсем не удивился, когда однажды услышал, как она американским слушателям на лекции цитировала Китса.
— О чем это вы им говорили? — удивился он.
— Между делом о любви.
Он будто увидел ее сейчас в тот момент, когда она это произносила. Он, старик, до сих пор не мог совладать с мыслью, что ее, такой молодой, уже нет, а вот он продолжает долгую и уже, наверное, никому не нужную жизнь.
И он, Ни рыба ни мясо, родившийся при Ленине, воспитанный при Сталине, никогда не сидевший, не репрессированный, не диссидентствующий, будучи в душе и по жизни истинным демократом и, как ни ругательно звучит это слово теперь, интеллигентом, сказал Жене замечательные простые слова, грубоватые по форме, но тонко выраженные по сути:
— Не лезь не в свое дело, Савенко! Работай и жди. И жизнь воздаст тебе все сполна.
Потом он снова посмотрел на фотографию и вздохнул.
— И если будешь так жить, то жизнь твоя пройдет нескучно и быстро. И это очень хорошо! — добавил он и потрепал на прощание молодого доктора по плечу.
Они вместе вышли из кабинета. Ни рыба ни мясо простился с Женей в коридоре и грузно потопал по направлению к выходу, как старый слон, с трудом передвигая отекшие ноги.
20
Примерно год спустя, такой же роскошной белой ночью, как и в ночь гибели Наташи, Алексей Фомин с женой возвращались с дачи. В этот раз Алексей выпил много. Почему-то он не захотел остаться ночевать на природе, и, силой запихнув жену в их прежний светло-перламутровый «мерседес», он со скоростью сто шестьдесят километров в час без всякой на то необходимости погнал в город. На каком-то участке ремонтируемой дороги он вскользь зацепил оградительный щит. Алена завизжала, Алексей ничего не понял. Щит разлетелся в куски, крыло машины оказалось сильно помято, полировка безнадежно испорчена, но он этого даже не заметил, пока они не приехали. Он продолжал бешено гнать по дороге. К счастью, на его пути не встретилось никого. У подъезда он резко затормозил и чему-то усмехнулся. Покачиваясь, он вышел из машины и с издевкой предупредительно открыл перед женой дверцу, помогая ей выйти. Алена вылезла из автомобиля, еле живая от пережитого страха, с трясущимися коленями, с перекошенным ртом. В молчании они поднялись в лифте на свой этаж, вошли в квартиру. Прямо в ботинках и брюках Фомин завалился в спальне на розовое японское покрывало и, не думая ни о чем, лежал и смотрел в потолок налившимися кровью глазами. Алена большими глотками пила воду прямо из-под крана. Через некоторое время она вошла к нему в спальню.
— Ты что же думаешь, — сказала она, еле сдерживая гнев, стягивая обрызганные водой узкие брюки, — если тебе не дорога твоя жизнь, то и мне должно быть на все наплевать? Ты ошибаешься! Не для того я ездила на допросы к поганым ментам и парилась на экспертизе в психушке, чтобы ты уморил меня просто потому, что тебе самому, видите ли, жизнь осточертела!
Алексей был пьян сильно, но вести непосредственный диалог еще мог.
— Хотел бы я посмотреть на тебя, — сказал он, закуривая и презрительно щурясь, — как бы ты стала обманывать этих поганых ментов и российский суд, если бы не мои деньги и не мои адвокаты. И в психушке тебе пришлось бы париться не две недели, как я устроил, а гораздо дольше!
— Не кури в постели! — только и нашлась что ответить жена и вышла из комнаты.
Вернулась она внезапно, через минуту, вся в слезах.
— Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить! — рыдала она во весь голос. — Ужасные люди, дикари! Бездарный следователь, угроза тюрьмы, суд! А думаешь, две недели в психушке для здорового человека пустяк?
— Поэтому ты сейчас и ловишь радости жизни, оттягиваясь в постели со всеми подряд, кто только первый подойдет к тебе поближе и заглянет в вырез твоего платья? — Алексей говорил это без злости, равнодушно и даже, пожалуй, лениво.
— Поневоле будешь оттягиваться, если муж импотент! За год ты не переспал со мной и пяти раз! Может, вместе с твоей подружкой на тот свет отправилось и твое мужское достоинство?
Он с трудом повернул голову к ней и сел на кровати.
— Послушай, Алена, — сказал он серьезно. Так серьезно, что ей показалось, что хмель вылетел из его головы. — Ведь ты убила ее, понимаешь? Как же ты можешь жить так спокойно — ходить, гулять, есть, пить, спать, делая вид, что ничего не случилось?
Голос Алены по-прежнему резал уши звуком распиливаемого на станке металла.
— Напомню тебе, если ты позабыл! Суд признал меня невиновной! Суд решил, что это вы со своей подругой довели меня до состояния аффекта, в котором я и совершила это убийство! Я цитирую слова моего судьи! Адвокат сказал, что я женщина вспыльчивая и неуравновешенная и твою так называемую прогулку восприняла как личное оскорбление! Оскорбление, за которое и поплатилась жизнью твоя подруга! А что касается тебя, дорогой, то я не думала никогда, что ты такой слюнтяй и разиня! Что в трудную минуту ты только и можешь, что распускать сопли! Тебя обставили конкуренты со всех сторон, а ты только пьешь да смотришь в потолок! Еще вздумал читать мне морали! Посмотри на себя! Превратился в мешок, набитый дерьмом!
Алексей снова лег, отвернулся к стене и молчал. Вдохновленная своей правотой, Алена начала кричать снова:
— Два филиала, что ты хотел открыть в южной части города, уже накрылись, ведь так? Твой бывший друг, между прочим, мне сегодня сказал, что, если ты не отдашь ему долг, он вынужден будет забрать у тебя офис и твой единственный салон! И тогда ты — никто! Забулдыга и бомж! Ты хоть это понимаешь? Что, приткнулся к стенке и молчишь?
