Книга Последняя рукопись - Франк Тилье

Вик следовал за Жакобом в лабиринте стеллажей, полки которых прогибались под тяжестью сваленных на них папок. Пахло старой пергаментной бумагой и высохшими чернилами. Как ему объяснил Жакоб, они находились в архиве интерната.

– Здесь все, с тысяча девятьсот двадцать второго года до две тысячи десятого. В нашем архиве вы найдете не только историю интерната, но также и полную историю каждого ребенка, побывавшего в этих стенах. Происхождение, поведение, оценки… Говорите, восемьдесят шестой – восемьдесят восьмой? Нам сюда.

Он свернул, остановился возле вереницы темных ящиков. Перед ним в четырех отделениях стеллажа хранились документы за интересующие их годы. Старик взял лежащий сверху конверт:

– В нем все фотографии интерната, сделанные в то время. Здания, преподаватели, общие фотографии классов…

Опустившись на единственный свободный стул, Жакоб принялся рыться в пакете с фотографиями и выкладывать их на стол. На одной из них был запечатлен преподавательский состав – все как один стоики, с суровыми замкнутыми лицами. Сторож ткнул пальцем в самого высокого из них:

– Его звали Кевин Кернинг, он был учителем физкультуры. Мальчишки прозвали его ККК, Ку-Клукс-Клан. Он был с ними жесток, часто наказывал… В его присутствии самым слабым становилось только еще хуже…

Вик внимательно рассмотрел учителя. Колосс в спортивном костюме.

– …Дельпьер и Джинсон постоянно держались вместе, они жили в одной комнате и… не сильно преуспевали в спорте. Кернинг невзлюбил их. Помнится, я частенько видел, как они, задыхаясь от усталости, наворачивают круги по беговой дорожке спустя пятнадцать минут после того, как все уже вернулись в раздевалки… Так продолжалось месяцами, мальчишкам было очень тяжело, уж вы мне поверьте. А потом постепенно, в считаные недели, это прекратилось. Кернинг оставил их в покое, но… но по-прежнему задерживал после уроков, заставлял растягиваться, делать более щадящие упражнения.

Жакоб умолк. Вику не хотелось подгонять его. Он уселся на край стола и бегло просматривал фотографии. Большой пустынный двор. Строгие холодные здания, воткнутые в самое сердце долины. Он бросил взгляд на общие фотографии классов и, поскольку старик по-прежнему ничего не говорил, решил прервать молчание:

– Вы думаете, что Кернинг уделял им чересчур много внимания?

Страж стиснул челюсти.

– Кернинг приходился директору зятем. Что я думал, никого не интересовало. Я всего лишь занимался техническим обслуживанием. Если я сумел все эти годы проработать в интернате, то только потому… что научился быть сдержанным и никогда попусту не раскрывал рта.

– Но вы ведь так думали.

Серые зрачки старика сузились.

– Да, думал. Но если вы ищете доказательств, вы их не получите. Мало ли что было, да быльем поросло.

Он уставился в ладони своих огромных рук, словно читал по ним прошлое.

– Кое-что я вам сейчас расскажу, потому что это, кажется, может вам пригодиться… потому что интерната больше нет и все его истории исчезли вместе с ним. Но… если вы собираетесь встречаться с другими людьми, директором, или не знаю еще с кем-то…

– …То я вас никогда не видел.

Жакоб утвердительно кивнул.

– Это случилось в такой же зимний день, как нынешний, в восемьдесят седьмом году. В один из худших дней в моей жизни. Температура упала до минус двадцати – двадцати пяти градусов. В тот вечер около семи часов я обнаружил Кернинга в душевых спортзала. Он лежал, скорчившись, как младенец. Ледяная вода текла на его голое тело, а гениталии кровоточили. Старик сморщился. – Его… член был отрезан до самых яичек. Я помог ему добраться до медицинского кабинета. Из-за непогоды «скорая» приехала только через три часа. Это было ужасно…

На мгновение он отвел глаза.

– …С того дня он уже не преподавал и не появлялся в интернате. И я его больше никогда не видел. Последнее, что я почти случайно слышал о нем, несколько лет назад он умер от какой-то болезни…

– А что произошло в душевых?

– Физкультурник поранился, пытаясь побриться опасной бритвой, – так представил дело директор. Он имел такое влияние на персонал, что ни один преподаватель никогда к этой теме не возвращался. Через неделю Кернинга сменил другой учитель…

– Вы видели ту бритву?

– Нет. Но директор убедил меня, что она была, просто якобы в панике я ее не заметил.

– На Кернинга напали?

– Наверняка. Это было очевидно. Вы спросите, почему в таком случае никого не изобличили, не провели расследование? Необходимо было как можно скорее забыть эту историю, понимаете? А главное, избежать огласки…

Вик представил себе место преступления, психологическую атмосферу в этих серых стенах. Если на Кернинга действительно напали с бритвой, а он не заявил на обидчика, значит у него были на то серьезные причины. Педофилия? Он совершил насилие над Дельпьером или Мортье? Сыщик вернулся к фотографии педагогического состава. Всмотрелся в лицо Кернинга.

– Но вы-то знали, что это не несчастный случай… Кто, по-вашему, искалечил его? Мортье? Дельпьер? Другой ребенок?

– Не знаю. У нас здесь учились настоящие хулиганы, но сделать такое со своим учителем? Отрезать ему член, да так, чтобы ни одного свидетеля? Разумеется, я подумал на тех двоих. Возможно, они действовали сообща, подстроили Кернингу ловушку. Дельпьер был крепким парнем. Может, они пригрозили обидчику, что расскажут все, если он заявит на них? Я потихоньку задавал вопросы их товарищам, соседу по спальне. Никто ни слова. Если они и были виновны, то чертовски ловко избежали наказания.

Вик снова просмотрел фотографии, взял одну и задержался на ней взглядом. А затем протянул собеседнику:

– Все спальни такие, как эта?

Старик кивнул. Зрачки у него были расширены.

– Да, ребятишки жили по трое. Правда, были спальни на двоих или на четверых, но в основном…

– Кто жил вместе с Мортье и Дельпьером?

Сторож посмотрел на пустую кровать под указательным пальцем Вика.

– Ах да, как его… Я… Забыл. Люк что-то там… – Он провел языком по пересохшим губам. – Точнее не помню. Очень скромный мальчик; кстати, если я ничего не путаю, хороший спортсмен, умница…