Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Я сидел в кустах, пока Шутейник бегал столковаться о переезде. Я, конечно, лидер и архканцлер, но некоторые дела лучше поручать профессионалам: это, наверное, главный урок, который я усвоил в Санкструме.
Вернулся хогг не скоро, когда сумерки сообщили водам Оргумина легчайший оттенок зеленой патины, а грязнокрылые чайки, устав кружить, расселись на прибрежных валунах. Прохладный бриз начал задувать сквозь кустарник.
– Мастер Волк, пойдемте скорее! Ох, ну и долго же пришлось мне говорить и уговаривать… Все деньги, почитай, отдал – ну и ладно, главное согласились, потому как у них сейчас самая работа горит – карантины вокруг города, так спрос на разные товары утроился. Короче, пойдемте!
От Шутейника изрядно разило алкоголем. В густеющих сумерках мы двинулись к поселку, где даже в сумерках кипела жаркая работа – люди катили бочки от моря к речным пристаням, везли какие-то грузы на тачках и даже на конных повозках. Ну просто загляденье. Интересно, возможно ли переправлять такой объем контрабанды без соответствующей «крыши» в Нораторе? Думаю, нет, это ведь огромный поток живых денег, и даже при слабости центральной власти найдется кто-то из сильных мира сего, кто наложит на этот поток волосатую лапу.
Главное, чтобы лапа эта не принадлежала членам какой-либо из фракций. Кстати, а что насчет моих примет? Солдаты на карантинах их знают, но озаботился ли кто-то, чтобы передать мои приметы контрабандистам Счастливого? Вопрос так вопрос. На миллион долларов вопрос… Иду в пасть тигра, но есть ли у меня другой выход? Пожалуй, нет. Слишком много поставлено на карту.
Хогг привел к речной пристани, где среди низких срубов ожидал нас усатый дядька сурового вида. Щербатый тесак на боку заношенного кафтана многое говорил о роде деятельности его владельца. Красноречивая деталь. Дядька осмотрел меня, близоруко щуря глаза, поправил мятую кожаную шляпу с полями, украшенными белыми потеками птичьего дерьма, и изрек:
– Пойдет. Ступайте туда, – и кивнул на ближайшую постройку.
Внутри нас ожидала сморщенная старуха. Она восседала за грубым столом среди многоэтажных полок, на которых громоздились какие-то деревянные ящики, короба и бочонки. На столе, среди грязных тарелок и пустых кружек, разгорался красноватым светом фонарь в ржавой стальной клетке. Старуха подняла его и, осмотрев нас, долго цыкала сквозь дырку между верхними зубами.
– Обормоты, – пробормотала, шамкая. – Два обормота. Один малый, другой крупный. Два.
Водрузила фонарь на стол и ушла.
Я ждал, прижимая к боку меч, нервно щупал свитую из кожи оплетку рукояти, вдыхал горьковатый запах каких-то пряностей и, кажется, сладковатый – эльфийского листа. Место, где мы находились, было, несомненно, одним из складов, откуда по мере надобности подвозили в Норатор дефицитный товар.
Шутейник без затей плюхнулся на табурет, покинутый старухой, и закинул одна на другую ноги в красных сапожках с загнутыми носами.
– Все будет хорошо, мастер Волк. Садитесь. Вон справа табуреты.
Я остался стоять.
Наконец старуха вернулась, цыкнула на Шутейника, от чего он мгновенно вскочил, и, сдвинув на край стола посуду, бросила на него груду одежды.
– Вот вам, обормоты. И поскорей!
Мои брови недоуменно выгнулись. Хогг вскочил и принялся копаться в одежде.
– Так, это мое. Это ваше. Это мое. Это снова мое. Это ваше. Это снова ваше.
Мне выдали комплект: тяжелую морскую робу из кожи с деревянными пуговицами, шляпу с длинными полями и тяжелые перчатки. Такой же комплект, только меньших размеров, получил Шутейник. Правда, его роба все равно оказалась длинновата и вдобавок здорово пропалена на спине.
Мы переоделись в мирных рыбаков, скрыв мечи под робами, и надели шляпы.
– Ну и вон отсюда, – буркнула старуха.
Мы ушли.
Большая рыбацкая лодка ждала нас у нужного причала. Пройдя по скрипучим доскам вместе с проводником, давешним дядькой, мы спустились в лодку, где находились еще два человека, чьи щетинистые физиономии, как принято говорить, не внушали никакого доверия. Лодка была заполнена бочками. В бочках, конечно, лежала рыба – кажется, что-то вроде кефали, тускло блестела крупная окровавленная чешуя. Я подумал, что стоит сунуть в бочку таможенный щуп даже на глубину локтя, как наткнешься на нечто твердое – или мягкое, в зависимости от сути контрабандного груза.
– Ну? – спросил один из рыбаков.
Давешний дядька показал на нас рукой:
– Угу.
Рыбак кивнул:
– Ладно.
Затем все трое сноровисто принялись надевать на бочки крышки, скрепляя их ржавыми ободами и постукивая деревянными молотками. После двое заняли места на веслах. Дядька кивнул мне на другое сиденье, кажется, на лодках их называют банками:
– Ты, здоровый, гребешь со мной. А малой хогг пусть крутит дули водяным.
Велеречиво, ничего не скажешь.
Я взялся за весло.
Мы отчалили в сумрак, к белой громаде Норатора, видневшейся в двух километрах от нас.
Глава 35
– Нет! Нет, нет, и не просите! – взревел Бантруо Рейл. Как и все хогги, он был краснолиц, глазаст и имел темперамент динамитной шашки, брошенной в костер. – Я не могу этого сделать даже за все золото мира! Даже за тысячу крон – нет! Даже за полторы – нет! За две – может быть. Тысяча семьсот – последняя цена!
– Хм, – сказал я.
Дело происходило в редакции, или, как называл это место Шутейник, в печатне газеты «Моя Империя». Подвал доходного дома был разделен на секции, и в одной, самой крохотной, помещалась непосредственно редакция, где работал при тусклом свете лампы, согнувшись в три погибели, бледный студент Макио – человек, журналист, редактор, корректор, уборщик, грузчик, мальчик на побегушках и все прочее, что могло взбрести на ум владельцу газеты – дяде Шутейника Бантруо Рейлу. Поскольку все университеты в Санкструме закрылись, студенты-недоучки разбрелись кто куда и брались за любую работу.
В отдельном закутке сидел сам Бантруо, у него был кабинет с зарешеченным окошком вровень с булыжниками мостовой, стол с кипами бумаг, и даже мусорная корзина, и стены, залепленные старыми выпусками газет. Здесь он принимал разносчиков сплетен и, если сплетен было маловато, придумывал интересные истории сам.
Другие части подвала были разделены на большие секции кирпичными стенками. Секция для чистой бумаги. Секция для огромного печатного пресса совершенно допотопной конструкции с утяжелителем в виде тяжелой булыги, обмотанной ржавыми цепями. Секция для литья букв. Наборная секция. Всего на Бантруо Рейла работали три хогга – наборщик, литейщик и гравер-художник (все – его близкие и дальние родичи) – и один человек, и, судя по изъеденной молью изумрудной безрукавке, дядюшка Шутейника был тем еще скрягой. Остатки красноватых волос торчали по бокам его багровой плеши то ли как рожки черта, то ли как высохший лавровый венок.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
