– Возьми, они тебе пригодятся, – настаивал он. – Здесь совсем немного, а мне нужно знать, что у тебя есть некоторые средства на первое время… на случай, если они вдруг тебе понадобятся. Никогда нельзя знать заранее, что уготовила нам жизнь.
– Ты прав, – с грустью согласилась Дебора. Разве не этот урок им пришлось усвоить первым? Она взяла кошель у него из рук.
– Возьми еще вот это, – попросил он, крутя в пальцах одну из своих визитных карточек. – Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе…
– Я помню. – Дебора спрятала визитку в ридикюль.
На мгновение ей показалось, что Тони поцелует ее на прощание, но он сдержался. Они были не один. Мимо на телеге проехал фермер, без малейшего стеснения во все глаза разглядывая незнакомый экипаж. А на холме, что над дорогой, уже собрались местные ребятишки, привлеченные невиданным зрелищем дорогой кареты с лошадьми.
– Тебе пора уезжать, – едва слышно выговорила Дебора.
Взгляды их встретились.
– Прощай, любовь моя, – негромко откликнулся он. Дебора попыталась было ответить, но в горле застрял комок и она поперхнулась словами. Долго сдерживаемые слезы хлынули ручьем. Говорить больше было не о чем. Рукой в перчатке он бережно смахнул у нее со щеки несколько слезинок, повернулся и сел в карету.
Дебора отступила на шаг, чтобы не мешать. Кучер приподнял шляпу:
– Миссис Персиваль.
Она кивнула и посторонилась, чтобы экипаж мог развернуться. К запяткам была привязана лошадь Тони. В окно кареты она видела своего возлюбленного. Он сидел, наклонившись вперед, уперев локти в колени и положив подбородок на скрещенные руки, и смотрел прямо перед собой, Дебора подождала, пока экипаж не скрылся из виду.
Чудесный день странным образом контрастировал с невероятной болью, терзавшей ее сердце.
Дебора вытерла слезы и зашагала в деревню. Покупка каравая даст ей время собраться с духом и прийти в себя, прежде чем предстать перед Генри и Рейчел.
Здесь, на окраине Айлэма, на дороге было очень оживленно. Даже сейчас, хотя было уже довольно поздно, в городок и из него рекой текли окрестные жители. Может статься, что она не сумеет купить хлеб, поскольку в дни ярмарок миссис Лутон часто распродавала его задолго до полудня.
Дебора вышла на центральную площадь деревни. Она прожила в Айлэме всю жизнь, но сегодня чувствовала себя здесь чужой. Ей больше не было здесь места. По дороге она встретила нескольких человек, которых хорошо знала, но их лица показались ей незнакомыми.
Она сказала себе, что у нее слишком разыгралось воображение. В конце концов, она уехала в Лондон совсем недавно, хотя нельзя отрицать, что за этот короткий период времени жизнь ее изменилась самым драматическим образом. Она уезжала неопытной девушкой, склонной подчиняться решениям и прихотям чужих людей, а вернулась женщиной.
Дверь в лавку миссис Лутон, расположенную на углу, была распахнута настежь, что можно было счесть хорошим знаком. Может быть, хлеб у нее еще оставался. Дебора вошла. В лавке никого не было, если не считать самой хозяйки, миссис Лутон, щеголявшей в кружевном капоре, которая вытирала прилавок. При виде гостьи у нее глаза полезли на лоб от удивления.
– О, миссис Персиваль, вы таки вернулись домой. Как поживает ваша сестра в Лондоне?
Дебора улыбнулась тому, что женщина оказалась прекрасно осведомлена о ее делах. Все-таки она жила в очень тесном мирке, ограниченном правилами и ожиданиями докучливых соседей.
– Дела у них идут просто прекрасно. Благодарю, что спросили об этом. В Лондон стоило съездить хотя бы ради того, чтобы полюбоваться на их чудесную дочку.
– О да, вы совершенно правы. Я обожаю маленьких детей.
– У вас не осталось каравая хлеба? На прилавке я что-то ничего не вижу.
Миссис Лутон горделиво улыбнулась.
– Я продала последнюю буханку полчаса назад. Мне очень жаль.
Дебора разочарованно вздохнула, но миссис Лутон уже потеряла к ней интерес. Она смотрела через ее плечо на входящих в лавку новых посетителей. Дебора услышала странное шипение и клекот, как будто стая гусей случайно забрела в уютную лавчонку передохнуть и поболтать.
В каком-то смысле так оно и было – она действительно увидела стаю гогочущих гусей.
На пороге стояла баронесса Алодия, на голове которой красовался один из ее величественных пурпурных тюрбанов. Ее компаньонка, миссис Хеммингс, по обыкновению держала на руках щенка хозяйки, а за ними толпились высокородные и заносчивые матроны, числом около трех.
Баронесса Алодия снова зашипела, а потом высокомерно обронила:
– Берегите юбки, леди. Здесь отливается всякий сброд.
Дебора нахмурилась. Она не могла взять в толк, чем заслужила такой прием, хотя щеки ее и запылали от осознания вины.
– Добрый день, баронесса Алодия, миссис Хеммингс.
Она кивнула остальным дамам, одна из которых была супругой местного сквайра, две другие числилась женами богатых фермеров.
– Фу! – фыркнула баронесса, презрительно задрав нос кверху. Миссис Хеммингс с величайшим старанием скопировала этот жест, и даже собачонка последовала их примеру. Остальные женщины молча глазели на Дебору. У стоявшей за прилавком миссис Лутон глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит от изумления.
Пожалуй, Деборе стоило уйти, тем более что и оставаться смысла не было. Взяв свой саквояж, она пробормотала:
– Прошу прощения! Я только что приехала из Лондона и теперь должна вернуться домой.
Но женщины не сделали ни малейшей попытки уступить ей дорогу, по-прежнему загораживая проход.
– Как только у вас хватило наглости вернуться! – заявила своим звучным, визгливым голосом баронесса Алодия. – Вероятно, вы полагаете, нам неизвестно, что вы сбежали с мужчиной, который никоим образом не приходится вам родственником? Или о том, что с вами не было даже компаньонки? Вы отсутствовали непозволительно долго. Что вы имеете сказать в свое оправдание?
Дебора растерялась. В голове у нее образовалась звенящая пустота – ей нечего было сказать, кроме правды.
– Я так и думала, – злорадно захихикала баронесса Алодия. – Судя по выражению лица, поведение ваше иначе как постыдным назвать нельзя.
– Постыдным, воистину постыдным! – в унисон закудахтала миссис Хеммингс.
Лицо Деборы горело огнем. Откуда они могли узнать?..
Баронесса улыбнулась с деланным состраданием – искреннее сочувствие было неведомо старой клуше.
– Двоюродный брат викария Эймса оказался в числе пассажиров почтовой кареты, которая направлялась в Дерби, когда вы так охотно сбежали с неизвестным мужчиной. Видите, миссис Персираль? Все наши поступки, даже тайные, хорошие они или плохие, всегда становятся известны.
