Гуляя по улице Давьель, близ былого Земгора, я вспоминал свои английские, американские, французские встречи с былыми московскими друзьями. Дети никогда не принимали участия в наших празднично-грустных встречах. Им была неинтересна непонятная российская жизнь. Им был непонятен или почти непонятен язык, на котором мы говорили. А мы ведь были еще не старыми, мы вспоминали свою молодость, шутили, смеялись. Дети смотрели на нас презрительно, завистливо или враждебно. Но винить нам было некого. Первая эмиграция приложила огромные усилия, чтобы дать детям русское образование, чтобы сберечь у них интерес к родине. Чтобы пойти на подобные жертвы и совершить такой подвиг, нужно было иметь убеждения, высокий уровень духовности, любовь к родной стране и сокровищам ее культуры…
Я вышел на угол улицы Барро и пошел к западу, вверх по улице Бют-о-Кай. В нашем шумном, безжалостно перестроенном многоэтажном, хрущобно-модерном 13-м округе улица эта, неторопливо карабкавшаяся на холм того же названия, являла собой островок старины и спокойствия. Название холма – Перепелиный холм, Бют-о-Кай – позволяло предположить, что еще не слишком давно водились тут перепела и в свободный денек парижане приходили сюда охотиться, позднее любители тишины стали строить себе тут небольшие, почти дачные дома, которые в нашу бодрую эпоху непременно были бы снесены, если б граждане не спохватились наконец, увидев, что их 13-й округ и так уже весь перепахан и залит бетоном. Граждане стали сопротивляться, и вот остались нам в утешение улица Бют-о-Кай, того же названия холм, улица Пяти Алмазов, площадь Поля Верлена да площадь аббата Жоржа Энока – все тихое, деревенское, точно пришло из другого века и тут, к счастью, задержалось…
Больших событий эти места не припомнят, впрочем, гордится Перепелиный холм славным, предреволюционным днем 21 ноября 1783 года, когда, к изумлению и восторгу людей впечатлительных, вдруг поднялся в небо с вершины этого скромного холма лазурного цвета воздушный шар, украшенный золотыми королевскими лилиями и знаками зодиака и имевший на борту, точнее говоря, в корзине отважного маркиза д’Арланда и Розье де Пилатра. За невиданным этим зрелищем наблюдали в безопасном отдалении, из замка де Мюэтт, что на западной оконечности города, его величество, наследник-дофин и сам славный ученый (и будущий американский президент) Бенджамин Франклин. Когда же бесстрашные воздухоплаватели вернулись на грешную землю, жители предместья Сен-Марсель, набросившись на них, так обнимали и тискали их в приступе энтузиазма и патриотического восторга, что герои уже не чаяли вырваться живыми, однако все же уцелели, только сюртук доблестного Розье де Пилатра оказался безнадежно испорчен.
Улица, идущая к югу от площади Поля Верлена, называется улицей Луговой Мельницы. Она пересекается с улицей Мельнички, и обе они напоминают об идиллическом прошлом этой юго-восточной парижской окраины. О нем же напоминает и Цветущий Городок, или Городок Цветов, что лежит близ площади Ренжис и улицы Бобийо. Здесь каждая улица носит название цветка – улица Мимозы, улица Орхидей, улица Глициний, да и сами цветы тут еще уцелели. Вообще, как признают даже самые непримиримые французские патриоты, места эти – и уютные домики начала века, и садики – больше напоминают предместье английского городка, чем французский столичный квартал.
Впрочем, в Париже даже такой мирный дачный квартал не может обойтись без сооружения, занесенного в списки памятников старины, охраняемых законом. Правда, на сей раз это не храм и не дворец, а плавательный бассейн Бют-о-Кай, что расположен на тенистой площади Поля Верлена. История его не вполне типична для спортивного сооружения и связана с историей артезианского колодца, открытого в 1865 году физиком Франсуа Араго. Колодец был вырыт для того, чтобы подпитывать реку Бьевр в засушливые годы. Тридцать лет спустя бурение продолжили, и бурильщики наткнулись на пласт воды, имевшей температуру 28 градусов по Цельсию. Поскольку вода эта идеально подходила для плавания, в 1924 году здесь был построен плавательный бассейн.
Близ бульвара Араго, на уровне дома № 65, сохранился еще один зеленый оазис округи – Цветущий Городок, Сите-Флёри. Это городок художников, постройку которого на здешнем пустыре относят к 1878 году. Спасти его от спекулянтов, от мэрии и от новой жилищной мафии было нелегко, но обитатели его проявили стойкость и Городок отстояли. В былые времена здесь живали или просто бывали и Роден, и Бурдель, и Гоген, и Майоль, и Модильяни. Теперь в двадцати девяти здешних мастерских творят гении поскромнее, но место очаровательное: домики, крошечные садики…
Чтобы вернуться отсюда домой на свою рю Насьональ, мне неизбежно приходится пересекать шумный ад площади Италии и три авеню, утыканные новыми башнями «хрущоб».
Честно говоря, ничего интересного, оригинального или симпатичного на этих ста гектарах бетона мне лично за последние 15 лет найти не удалось. Будто и не Париж…
Библиотека Франсуа Миттерана
Новое отделение Национальной библиотеки Франции расположено на бывшей Кэ-де-ла-Гар, Привокзальной набережной Сены, близ моста Толбиак. Ныне этот участок набережной носит имя писателя Франсуа Мориака. Сама библиотека тоже сменила много названий за долгие годы ее сооружения. Ее называли то Французской библиотекой, то Национальной библиотекой Франции, то Очень большой библиотекой. Президент Франции Жак Ширак предложил дать ей имя своего предшественника на посту президента – Франсуа Миттерана. И это, вероятно, справедливо: стройка эта была любимым детищем президента-строителя, чьи сооружения вызывают немало споров у потомков. Новая библиотека на берегу Сены является, пожалуй, самым спорным из этих сооружений. Достоверная история ее строительства пока еще не написана, но кое-что просочилось и в осторожную французскую печать, к тому же, как любили некогда говорить русские ораторы, факт налицо. Четыре высокие стеклянные башни, имеющие каждая форму полураскрытой книги, уже несколько лет как обрамляют просторную, в семь с половиной гектаров эспланаду на пустыре над Сеной, и уже несколько лет туда водят любопытных экскурсантов.
Эспланада эта хорошо видна из моих окон на тринадцатом этаже парижской «хрущобы» в 13-м округе, и я наблюдал, как шаг за шагом росли эти башни, «вдохновенное» творение архитектора Доминика Перо. Собственно, ничего оригинального в этих башнях нет. Такими стеклянными башнями встречает и провожает путника любой американский «даунтаун», а дома в форме полураскрытой книги русские конструктивисты строили на просторах Советского Союза – от Харькова до Душанбе – уже давно, еще до войны. Но, наблюдая из окна за эволюцией башен, я заметил однажды нечто новое: в один прекрасный день окна были изнутри заставлены чем-то вроде картонных коробок из супермаркета. Я подумал, что это уродство временное и связано с каким-то ремонтом. Но я не угадал. Уродство было не временным, а вынужденным. Оказалось, что надо было защитить книги от солнечных лучей. Ho тогда отчего же воздвигли для хранения книг именно стеклянные башни? Выяснилось, что никто и не собирался устраивать в башнях книгохранилище.
Согласно идее, выдвинутой весьма просвещенным, но непрактичным советником президента, новой библиотеке предстояло стать шедевром информатики, библиотекой без книг – с одними компьютерами. Проект был утвержден, без сомнения, тогдашним президентом, но только по окончании работ выяснилось, что процедура переведения всех книг на компьютеры пока неосуществима. Тогда решили набить башни книгами, а также занять под книгохранилища все гаражи. Вот и пришлось загораживать окна. То, что щиты из ценных пород дерева снаружи выглядят безобразно, тоже обнаружили потом, по окончании работ. Как, впрочем, и многое другое. Например, что содержание одной этой библиотеки будет обходиться в 200 миллионов долларов в год – семь процентов всей суммы, выделяемой во Франции на культуру. Что всем желающим читать места в библиотеке все равно не хватит. Что библиотека будет платной, а стало быть, не столь уж демократичной. Так или иначе, Париж получил за свои два миллиарда долларов библиотеку на память от президента. Все четырнадцать лет своего президентства Миттеран был тяжело болен, поэтому так и спешили устроить церемонию открытия библиотеки еще при его жизни. В результате библиотеку открывали трижды и открыли ее все равно полупустой – как бассейн в сумасшедшем доме, куда только еще обещали пустить воду, но прыгать уже начали.
