Книга Морена - Александр Афанасьев

Ночью — в Одессе была серьезная стрельба. Налетели на одно из подкрышных заведений Хвоста, все постреляли, убили троих. В заведении была публика и это была конкретная красная карточка. Подобные акции — а ежу понятно, что ее предприняли молдаване и привычно перешедшие на их сторону цыгане — были красной карточкой потому что отпугивали от города туристов и входили в сводки, которые подавались в Киев. Перестрелка в городе с человеческими жертвами — смотрится в сводке особенно эффектно, и может служить основанием для огрвыводов.

Резницкий — на утренней оперативке вышел из себя и стучал кулаком по столу, как будто это стучание могло решить хоть одну проблему из тех, которые были в городе. Токарев ничего не говорил: все силы уголовного розыска были брошены в этот день против цыган. Расчет был правильный — цыгане в городе были союзниками молдаван, и если ударить по цыганам — молдаване в город хоть какое-то время лезть не будут, поопасаются. Выйдя из здания МВД — Токарев позвонил Хвосту и они обо всем «домолвились» менее чем за пять минут. Боевики Хвоста которых не касались ни реорганизации, ни революции Гидности — приняли участие в открывшейся в городе охоте на цыган. Токарев попросил, чтобы без мокрух — и было без мокрух. В этот день можно было не раз видеть удивительную картину — к отделению подкатывает джип с боевиками, после чего двое — трое бычков тащат в отделение и предъявляют изумленному дежурному очередное избитое лицо цыганской национальности, которое тут же выражает искреннее желание написать явку с повинной в торговле наркотиками — только чтобы оказаться подальше от боевиков Хвоста. Таким образом, уже к вечеру в Одессе резко снизилась уличная преступность, а обезьянники, как и СИЗО оказались переполненными, и очередную партию цыган пришлось везти автозаками в соседний Ильичевск — там еще были места в камерах.

Сам Токарев — весь день мотался по городу, высунув язык и в конце дня — чувствовал себя так, как будто его пропустили через стиральную машину.

Собрались вечером опять в Космосе — подводить итоги стахановского труда. Вымотались все, вдобавок проголодались, за день у многих маковой росинки во рту не было. На сцене — соблазнительно пела певичка, но никто не слушал музыку, первые пятнадцать минут все только и делали, что сосредоточенно работали челюстями.

— Фу… — первым оторвался от тарелки Остап, у которого в уголовке была кличка «старшой» или «старший сын» — так то мы и со всей преступностью в городе сдюжим.

— Не говори «гоп» — осадил Токарев — взяли только цыган, а уже свободной хаты в городе нет. К тому же — гребем мы по мелочам, крупняк понятно, или осел или слинял. И кто Гермиана с его шоблой пострелял — мы не знаем.

— А может, оно и к лучшему — сказал Старшой.

— Что — к лучшему? — не понял Токарев.

— Молдавана и его пристяжь завалили. Цыган приняли. Воры грызутся друг с другом. Может, так оно и надо…

Наступило тяжелое молчание.

— Умный? — спросил Токарев.

…

— А тебе не приходило в голову, умный, что эти мокроделы, о которых мы так ничего и не знаем, могут и за нами прийти? Пулю в башку хочешь получить? Как Папа, как Гермиан?

…

— Орудующие в городе мокроделы, о которых мы ничего не знаем — опаснее всех цыган, которых мы сегодня приняли. Взять их — наша первоочередная задача. А раскрыть убийство генерала Семидрева — еще и дело нашей чести. Всё поняли?