— «Он идет, К себе притягивает длинный пояс И, в петлю голову продев, На шее Прилаживает шнур… Молитва в храме Пришла к концу.
Последние слова Дзихэя… Он провозглашает: «Пусть Мы возродимся в лотосе одном! Хвала и слава будде Амитаба!» И прыгает с откоса. Повисает, Качаясь, как горлянка-тыква… Недолго тянутся его страданья: Дыханье перехвачено И он Теряет связь с земною жизнью».
Проговорив это, Крис закрыл глаза и замолчал. Я легла на пол и прижалась к нему.
— Я всегда мечтал о такой смерти, — еле слышно сказал он, гладя мои волосы. — Что наша жизнь? Грязь, бессмысленная жестокость, бесполезные страдания. И умереть вот так, на пике любви и по своей воле — разве это не прекрасно? Умереть молодыми, красивыми и страстно влюбленными — разве это не высшее счастье, которое доступно смертным?
Я слушала его со странным удовольствием. И почему-то вспомнила погибшего Петра. Я так сильно любила его, так необычайно страстно.
«Зачем я тогда не сделала вслед за ним харакири? — тоскливо подумала я. — Вся моя жизнь после его смерти — одни несчастья».
В этот момент мне казалось, что все именно так.
— Но самое лучшее, — сказал Крис, — это прыгнуть вместе со скалы в реку и утонуть. А еще лучше прямо в водопад, чтобы наверняка. Здесь даже есть подходящий, — тихо добавил он.
— Крис, что ты говоришь? — попробовала я сопротивляться своим собственным мыслям и неожиданно возникшему желанию умереть именно таким образом.
— И все закончится, — страстно продолжил он. — Представляешь? В один миг мы развяжемся с этой постылой жизнью и умрем в любви. Боли не будет, не бойся. Я уверен, что мы просто пройдем сквозь толщу воды и выйдем на прекрасной поляне, залитой солнцем. И будем любить друг друга вечно в окружении пышных благоухающих цветов, поющих птиц и порхающих разноцветных бабочек. И никакой грязи. Лишь чистота, свет и тишина.
— Ты так уверен в этом?
— Абсолютно, — ни на секунду не задумавшись, ответил он. — Одевайся!
Крис встал и подал мне руку. Я медленно поднялась с пола. У меня кружилась голова и вновь начало поташнивать.
«Чистота, свет и тишина, — подумала я. — И никакой беременности».
Крис налил вина, и мы выпили. На улице вновь пошел сильный дождь. Мы молча оделись и покинули санаторий.
Я плохо помню дорогу до водопада. Вначале нас подвез какой-то веселый парнишка, который без конца подшучивал под ненормальными туристами и их тягой к необычным местам.
— Мы мечтаем увидеть водопад, — сказал Крис. — Я в проспекте читал, что он тут неподалеку.
— Так ведь дождь на улице, — рассмеялся парень. — Это опасно, воды много прибыло.
— Мы закаленные путешественники, — ответил Крис.
— Я скоро вас высажу, — проговорил парень, — но даже не знаю, как вы доберетесь. Там есть удобная тропа от памятника солдатам. Я вас смогу высадить возле него, так как он расположен на трассе. И где-то в пяти километрах есть красивый водопад на ручье Тамбовская щель. Это правый приток реки Каверзы. Мы его так и называем Большой Каверзный. Он около десяти метров. Очень красив. Но при такой погоде не представляю!
— Еще красивее, — сказал Крис. — Я художник и люблю все неординарное и по-настоящему стихийное.
— Тогда понятно, — улыбнулся парень и притормозил возле памятника солдатам. — Но чуть дальше есть более живописный водопад Псечиако, — добавил он. — Вода падает по ступеням. Знаете, такие живописные четыре каскада в окружении скал с гротами и нишами. Супер!
— А что означает его название? — заинтересовалась я, выходя из заторможенного состояния.
— Псечиако? Пасть Дьявола, уж и не знаю почему, — усмехнулся он.
Я вздрогнула. Крис расплатился с парнем, вышел из машины и подал мне руку. Дождь превратился в мелкую водяную пыль, которая беспрерывно сеяла с неба.
Мы начали подниматься по тропе. Скоро она уперлась в шаткий, крайне ненадежный на вид мостик, переброшенный через бурный ручей. Мы молча перебрались и пошли по широкой, сильно размытой дороге. Она свернула вправо.
— Но нам нужно вверх, — тихо заметил Крис и крепко взял меня за руку.
Его ладонь была мокрой и холодной. Он решительно свернул с дороги и двинулся по узкой неудобной тропке, идущей вдоль русла ручья. Скоро мы оказались на небольшой полянке. Видно было, что здесь место стоянки. Короткие, ровно обрезанные разномастные пеньки торчали из земли. Я уселась на один из них. Он был широким, но мокрым. Крис остановился рядом, глядя вдаль.
— Мне кажется, я слышу шум падающей воды, — сказал он.
— Навряд ли, — устало ответила я. — Это шум дождя.
— Но ведь дождя нет, только пыль сеется, — улыбнулся он.
Я оторвалась от созерцания высоких пихт, росших выше на склоне, и посмотрела на Криса. Он был необычайно бледен. И с этим белым лицом, на котором выделялись большие черные глаза и полоска губ, он показался мне похожим на какое-то существо из потустороннего мира. Я вздрогнула и встала.
Реальность странно изменилась, словно я оказалась по ту сторону живого мира. Темно-серое разбухшее от влаги небо почти касалось мокрой земли. Очертания валунов вдоль ручья, поваленных деревьев, стройно стоящих пихт и каких-то пушистых кустов, сплошь покрытых капельками воды, выглядели размытыми от сгущающего голубовато-серого тумана. Вода ручья бежала и бурлила, и ее брызги разбивали туманное марево. Казалось, с холма сползает слой из серой ваты, постоянно меняющий свою форму из-за бурлящего под ним ручья. И на этом фоне четко выделялся силуэт Криса в черной куртке и черных джинсах. Белый длинный шарф, обмотанный вокруг его шеи, вдруг показался мне японским оборотнем «иттан-момэн». Буквально это переводится как «штука хлопковой ткани». По древней легенде «иттан-момэн» — это длинная белая летающая полоса ткани, появляющаяся по ночам и душащая своих жертв, обертываясь вокруг шеи и головы.
Крис озирался по сторонам с таким видом, словно он был единственным обитателем этого влажного серого мира. Я вдруг вспомнила, как в один из моих приездов в Токио посетила гору Осорэ, что в переводе означает «страх». Там я искала душу своего любимого, потому что по преданию именно в кратере Осорэ в определенные дни собираются души умерших, что именно там существует путь в Страну мертвых, где правит князь Эмма.
