Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
– Пощечина была бы излишней жестокостью, Ева.
Он выпустил ее руку, как отшвыривают мертвую змею, и покинул дом.
Разумеется, вернувшись в пасторат, Адам уже проклинал себя за глупость и несдержанность. Он чувствовал себя законченным грубияном, мерзавцем, капризным, взбалмошным ребенком, простофилей и глупцом. Все эти терзания были ему внове. «Ты же уверял, будто тебе нравится приобретать новый опыт, Силвейн», – ехидно поддел пастор самого себя.
– Сегодня утром я не хочу никого видеть, – отрывисто бросил он миссис Далримпл.
Поскольку весь запас дров Адам уже изрубил в мелкие щепки, приходилось признать, что бежать от себя стало невозможно. «Лучшее наказание за недостойное поведение – остаться наедине с собой и внимательно все обдумать», – язвительно усмехнулся он.
Ева внесла в его жизнь восхитительное многообразие ощущений и страстей. Подаренное ею наслаждение лишь усилило и закалило чувства Адама, как закаляется сталь в огненной печи. Каждое пережитое мгновение их близости обрело для него особую прелесть. Чувства захлестывали его, завладевали им, подчиняли себе. Он пробовал сопротивляться, но тонул в блаженстве, растворялся в изумительном ощущении счастья.
Ева стала частью его самого. Она вошла в жизнь Адама, принеся с собой упоение и муку, лед и пламень, бесповоротно изменив все его существование, сделав его иным человеком. Никто другой уже не мог бы заменить для него Еву.
Но Адам вдруг понял, что это касается только его.
Ева подарила ему мгновения высшего блаженства, ничего не обещая и ни о чем не прося. Лишь однажды она призналась, что хотела бы завести друзей, и обратилась с просьбой помочь…
Пожалуй, это и к лучшему, что она ничего не ждала от него, ведь Адам и не мог ничего ей предложить. Тогда как Лайл мог дать ей все, чего бы она ни пожелала.
Адаму пришли на память слова Колина о тех страшных днях, когда тот думал, что больше не увидит Мэдлин: «Потеряв свою любовь, ты чувствуешь пробоину в душе. Мне казалось, что рана никогда не затянется». Адам вспомнил леди Фенимор, жившую раздвоенной жизнью. А это почти то же самое, что жить с пробоиной в душе.
Однажды Ева поклялась, что никогда не окажется во власти мужчины.
Мысли Адама бегали по кругу, словно собака в безнадежной погоне за собственным хвостом. Он так и не пришел ни к какому решению.
– Преподобный Силвейн. – Голос миссис Далримпл прозвучал так тихо, что Адам не сразу вышел из глубокой задумчивости. Экономке пришлось окликнуть его дважды, прежде чем он поднял голову. – Дженни прислала за вами. Леди Фенимор совсем слаба. Должно быть, пришел ее час.
– Я хочу, чтобы вы уехали, Фредди, – сказала Ева, вернувшись к столу. Она не пожелала сесть и стояла, возвышаясь над Лайлом. Ее одолевало желание пырнуть его вилкой.
Фредерик в потрясении поднял глаза от тарелки.
– Ева… почему? Вижу, вы расстроены.
– О, вы так наблюдательны, Фредди. Я была расстроена еще до того, как мы сели обедать, а вы только сейчас впервые взглянули на меня.
– Сядьте рядом со мной… простите меня, дорогая. Я не хотел… вы ведь знаете, я терпеть не могу проигрывать. Я видел, что этот человек…
– Преподобный Силвейн.
– Я видел, что он вам дорог. Или вы ему. Я просто не смог удержаться, Ева. Во мне взыграл дух соперничества. Старые привычки не так-то легко изжить. – Ева замкнулась в ледяном молчании. – Я не сдержался, – повторил Лайл. – Этот молодчик – законченный мерзавец, он задел мою гордость, и, должно быть, я зашел слишком далеко.
– Вас не назовешь уродом, Фредди, но это не имеет значения. Вы меня унизили. Я утратила вкус к подобным забавам. А впрочем, я никогда их не любила. Не желаю быть жалкой пешкой в мужских играх! – Голос Евы дрожал от ярости, последние слова она буквально прошипела. Фредерик с опаской покосился на канделябр, ожидая, что Ева вот-вот схватит его и швырнет о стену. – Похоже, быть другим вы просто не умеете, Фредди.
– Я не понимаю, – примирительно произнес Лайл.
– Знаю, в том-то и проблема.
Фредерик всплеснул руками.
– Вы знаете, что я привязан к вам. Искренне привязан. Я в самом деле не урод, как вы изволили выразиться. Я мог бы найти себе подходящую партию среди самых достойных молодых девиц Англии, и все же я здесь, с вами.
– Ах, Фредди, как же мне повезло! Кажется, я вот-вот воспылаю к вам любовью. Довольно лишь послушать, как вы трогательно за мной ухаживаете.
Лайл коротко рассмеялся и произнес едва ли не с нежностью:
– В том-то и штука, Ева. Стоит вам заговорить… дело не в ягодицах, крепких, как слива, вернее, не только в них. Вот почему я не в силах вас забыть. Вы мне нравитесь, поэтому я здесь. Я предлагаю вам брак, вы знаете. Я позабочусь о вас и о пестром сборище, которое вы называете своей семьей. Я всех возьму под свое крыло. Хоть и буду держать их на расстоянии, разумеется.
Казалось, Лайл повышает ставки в игре, желая немедленно заполучить желаемое.
Ева тяжело вздохнула.
– Ох, Фредди. Уезжайте.
– Вы гоните меня, Ева?
– Нет. Я лишь хочу, чтобы вы сейчас же ушли. Вы можете меня оставить?
Фредерик смерил ее изучающим взглядом.
– Я дам вам две недели, чтобы вы обдумали мое предложение. Приезжайте ко мне в Лондон… или не возвращайтесь вовсе.
Ультиматум. Что ж, мужчина сделал ставку, играя в любовь.
И все же… стоило Лайлу произнести эти слова, и Ева почувствовала, как где-то внутри затикали часы, отсчитывая время, неотступно напоминая, что означает жизнь с Фредди для нее и ее близких.
– Вы подумаете, Ева?
– Да, я подумаю.
Иного ответа, откровенно говоря, она и не могла дать.
Поднявшись, Фредерик задержал печальный взгляд на ее лице. Потом нежно поцеловал в лоб.
– Ну, тогда я ухожу.
Глава 24
C наступлением ночи тупая, ноющая боль усилилась. Она засела где-то в голове, позади глаз, не желая сдвинуться ни на дюйм.
У служанки Евы скопилась множество склянок с настойками, мазями и притирками. Они стояли стройными рядами на полке в кладовой. Надписи на ярлыках перечисляли всевозможные недуги, которые эти снадобья помогали исцелять. К несчастью, на наклейках не было надписей: «Отвращение к мужчинам», «Тоска» или «Страх перед будущим». В конце концов Ева поддалась на уговоры миссис Уилберфорс и согласилась попробовать целебный отвар. Ей захотелось почувствовать, что о ней заботятся.
Она выпила отвар. Он оказался мерзким на вкус. Должно быть, изготовивший его аптекарь рассчитывал отпугнуть любую хворь, прежде чем та вздумает всерьез прицепиться к больному. Головная боль не прошла, но немного притупилась. Сбросив туфли и стянув платье, Ева осталась в одной рубашке. Усевшись возле камина, она вытянула ноги в шелковых чулках и невольно задумалась, сколько еще протянут эти чулки. Брак с Фредериком навсегда избавил бы ее от подобных забот. Замужество обеспечило бы ей горы шелковых чулок, роскошные экипажи на мягких рессорах, здоровье и благополучие ее братьев и сестер, племянников и племянниц, которые плодились и размножались с быстротой кроликов.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
