Рука не слушается меня.
Смотрю на дом.
Возможно, встречаться с Джеймсом лицом к лицу – не глупость, но это опасно. Что, если я снова ошиблась и богатый старый гей Майк – действительно какой-то несчастный богатый гей Майк? Такое тоже может быть. Что, если позвонить Брайану, в полицию или кому-нибудь еще и сказать, что мой бывший приятель-псих преследует меня в Брайтоне, сдружился обманным путем с моей дочкой и потом угрожал ей. Или я ошибаюсь? Сколько раз можно человеку крикнуть: «Волки! Волки!», прежде чем люди в белых халатах придут за тобой и принесут тебе такой халатик?
Элла описала мужчину, который мог оказаться Джеймсом через двадцать лет после нашего с ним расставания, но ведь и Джейми Эванс, школьный учитель, подходил под это описание. Ошибившись однажды, можно ошибиться и дважды. Нужны доказательства.
Наконец пальцы правой руки перемещаются с руля на ручку двери, и я могу ее открыть…
* * *
Я кое-как выбираюсь на тротуар, а потом иду по дороге к воротам. Продолжаю неотрывно смотреть на окна и на входную дверь, пытаясь увидеть там кого-то, или какой-то признак опасности, знак, что мне надо бежать со всех ног, но когда мои подошвы касаются дороги и я направляюсь к дому, я чувствую, что попала в заколдованное пространство. Мое тело тянет туда, но что-то одновременно с этим отталкивает назад. Иди обратно, иди обратно – чувствую я. Воздух словно сгущается, защищая дом, прогоняя меня прочь. Иди обратно, иди обратно… делаю еще шаг вперед, ключи от машины прочно зажаты в руке. Я всего лишь хочу разглядеть что-нибудь сквозь маленькую щелку в занавесях. Только тень увидеть бы. Делаю еще шаг, вздрагиваю от крика чайки. В гостиной не горит свет, даже легкого отсвета от телевизора нет. Я заключаю с Богом пари. Прошу, Господи, сделай так, чтобы, когда я загляну в щелку между занавесок, оттуда на меня не посмотрел Джеймс.
Иду дальше, я уже так близко, что мне остается только на пару сантиметров продвинуться влево, чтобы заглянуть за занавески. Вздыхаю так тихо, как только могу. На улице тоже все затихло, чайки не кричат, машины не гудят, дети не орут, не играют, не шумят, только я, этот дом и биение моего сердца.
Я стараюсь быть очень спокойной. Медленно склоняю голову налево, к щели в занавесках, хочу посмотреть прямо внутрь жизни Джеймса.
Не знаю, что я ожидаю увидеть. Возможно, точную копию комнаты, которую видела двадцать лет назад. Но вижу совсем не то, что ожидала: единственное кресло – черной кожи с затертым сиденьем, кожаная софа, все – одного производства, – деревянный столик, бежевый ковер, вроде бы залитый кофе ближе к камину, огромный плоский телевизор и DVD. И все. Ни книг, ни картин, ни кофейных чашек, ни обуви, ни ковров на стенах, ни фотографий. Можно показывать эту квартиру в шоу как образец дизайна, лишенного души, цвета и тепла, и все же… прижимаю руку к груди, в которой мечется сердце. Что-то есть в этой комнате, что заставляет ее ожить: батик, висящий над камином.
Глава 30
Руки дрожат, стоит взять сумку с пассажирского сиденья и положить на колени. Я была абсолютно в себе: не воображала открытки и посылки, оставшиеся дома, меня не гнала вдоль по улице пугающая тень в Лондоне. За несчастный случай с Шарлоттой отвечает не кто иной, как Джеймс Эванс. Тот самый Джеймс Эванс. Я была в себе как никогда.
Проверяю, все двери заперты, а улица все еще пустынна, – лезу к себе в сумку. Нахожу там кошелек, справочник, косметичку и кучу рецептов, но… где же мой мобильник? Выворачиваю сумку наизнанку и трясу. Все ее содержимое сыплется мне на колени, – моя щетка для волос и ключи сталкиваются и звенят. Я наблюдаю, как они зацепились друг за друга и качаются. Возможно, это какой-то знак для меня. Мне стоит просто встать и пойти туда. Позвонить Брайану, когда окажусь в безопасности. Да, именно так и сделаю, пальцами нащупываю что-то гладкое и с кнопками, разгребаю вещи на коленях…
Вот он, мобильный!
Я хватаю его и нажимаю кнопку.
Ничего не происходит. Провожу пальцем по экрану. Жму на кнопки в хаотическом порядке. Снова жму на кнопку включения. Ровным счетом ничего не происходит.
Трясу девайс, стучу им о руль и нажимаю кнопку снова и снова, но он не работает. У него сел аккумулятор.
«Прошу, прошу, – молю я, поворачивая ключ зажигания. – Пожалуйста, пусть Брайан окажется дома».
* * *
Никогда еще я так не радовалась виду машины своего мужа на подъездной дорожке. Я сигналю, когда придвигаюсь к ней, смотрю, есть ли кто дома. На кухне не горит свет, наверху – тоже. Возможно, Брайан у себя в кабинете.
Милли кидается ко мне в ту секунду, когда я переступаю порог. Она подпрыгивает и лижет мое лицо, толстым хвостом взбивая воздух вокруг себя.
– Эй, деточка моя, – треплю ее по голове, потом мягко отпускаю. – Прости, мне надо найти нашего папочку.
Игнорирую ее протесты, иду на кухню, закрывая за собой дверь и оставляя собаку на веранде.
– Брайан! – зову я и осматриваюсь в гостиной, там пусто, все, как я оставила, уезжая.
– Брайан? – Снова зову мужа, взбегая по лестнице, пересекаю коридор и открываю дверь в кабинет. – Брайан, мы должны позвонить в полицию.
Но кабинет пуст, ноутбук закрыт и выключен, кресло придвинуто к столу, документы сложены в три аккуратные стопки у телефона.
Иду в спальню, возможно, Брайан решил вздремнуть.
– Брайан, ты…
Но в спальне тоже пусто. Не понимаю. Как может так получиться, что машина Брайана припаркована у дома, но его самого нет внутри. Машина есть, а он сам где?
Бегаю из комнаты в комнату, смотрю на пол, на стены и потолок, ищу какие-нибудь следы борьбы. Живот сводит такой сильной судорогой, что мне кажется, я заболела, кажется, что снова подкатывает паническая атака, но… но у нас дома никто не дрался, следов нет. Нет ободранных обоев, перевернутой мебели, разбитого стекла, и крови нет ни капли нигде.
Я выхожу из гостиной и направляюсь в кухню. Злость во мне сменилась смущением. На столике нет записки, чтобы, например, мне прочесть в ней «ушел в пивную», – записки также нет и на микроволновке. Возможно, Брайан писал мне эсэмэс, а я не получила сообщение, потому что сел аккумулятор. Я поставила телефон на зарядку, но тут услышала, как кто-то скребется, и прижалась к полу.
– Милли! – она тыкается в меня носом, потом лижет мое лицо. Я аккуратно отталкиваю ее и смотрю на дверь. Дверь на крыльцо широко открыта. Я, наверное, плохо ее заперла. Встаю на ноги и пересекаю кухню. Только я собираюсь закрыть дверь, как вижу у ног на полу белый конвертик. Беру его в руки, на нем мое имя и наш адрес, написаны четким наклонным почерком. Я этот почерк не видела уже двадцать лет.
– Милли, скорее! – я хватаю ее за ошейник, пинком распахиваю входную дверь и бегу по дорожке.
Через десять минут мы уже припарковались в гавани. Уже поздно, на побережье безлюдно и тихо. Единственный звук – это звук, с которым морские волны бьются о берег, снова и снова. С улицы в салон машины залетают отблески света, окрашивая мою бледную кожу в кроваво-красные тона. Мне не стоит открывать дверь и выходить наружу. Мне надо ехать прямо в полицию, рассказать им, что я знаю о Джеймсе Эвансе, но я почему-то не могу этого сделать. Я не могу рисковать. Вдруг это… вдруг это были просто глупые шутки, и если я о них начну рассказывать, меня в участке просто поднимут на смех.
