— Ты только посмотри! Невероятно. Невероятно.
Он озадаченно на меня взглянул, а я сказала:
— Подожди, вот откроешь это для себя во второй раз…
Позже в тот вечер я взяла записную книжку, где описывала свой «путь к выздоровлению», и посмотрела в самое начало.
Первая запись представляла собой бессвязный поток сознания на двенадцать страниц. Я настрочила это в лондонском аэропорту, глотая джин-тоник, разбавленный слезами. Помимо прочего, я излагала свои аргументы против психотерапии: «Уж конечно, никто никогда не сможет узнать человека лучше, чем он сам; чужак не вправит тебе мозги так, как ты можешь вправить их себе сама; я знаю себя вдоль и поперек — я копаюсь в себе с ранней юности».
Неужели в тот момент я и правда искренне верила, что знаю себя? Да я понятия не имела о том, кто я такая. К тридцати пяти годам отрастила толстенную броню, толку от которой было не больше, чем от бумажной салфетки. Никакая рефлексия, чтение книг, смена обстановки, уход с головой в работу, новые романы или путешествия не помогли бы мне увидеть себя в истинном свете. Для того чтобы это сделать, мне пришлось вступить в непривычные, уникальные отношения с доктором Дж.
Откуда я знаю, что благотворительный велопробег в Гималаях, уединение в буддистском монастыре, воцерковление или обмен Кристиана на новую модель не принесли бы мне столько же пользы? Что ж, вот единственный абсолютно честный ответ: я никогда не узнаю, как на меня повлияли бы все эти вещи, но они точно не дали бы мне шанса проанализировать свое поведение в отношениях с людьми. Меня не раз спрашивали, в чем разница между психотерапией и беседой с хорошим другом или родственником. По-моему, это все равно что сравнивать кантри с панк-роком. Первый музыкальный стиль утешает и успокаивает, второй же редко ласкает слух — он бросает тебе вызов, шокирует, но в то же время способен вывести из ступора.
Я где-то читала, что психотерапия коренным образом меняет практически любого человека. Мне еще предстояло проверить это в отношениях с мужчинами, но с семьей, друзьями и коллегами я определенно вела себя гораздо более зрело и здраво.
Как-то раз в середине декабря я читала «Нью-Йоркер», и мое внимание привлекла рекламная полоса. Вообще-то обычно реклама меня не интересует, но там был изображен Роджер Федерер, и я сразу же вспомнила Дэвида. Хотя я и без того думала о нем частенько. Я даже нашла в Интернете его фотографию и подолгу ее рассматривала. Да, я искала его в Интернете. И да, я тоже купила книжку «Спортивный журналист». История Фрэнка Баскомба была хороша сама по себе, но мне было особенно приятно ее читать, сознавая, что эта же книга лежит — или уж точно лежала — рядом с кроватью Дэвида. Так вот, о рекламе. Меня зацепила не столько фотография Федерера и его сходство с Дэвидом, сколько слоган: «Рановато уходить в историю». Точно, подумала я, наши отношения с Дэвидом еще не ушли в историю.
В тексте говорилось, что такие спортсмены, как Федерер, встречаются раз в сто лет. Что ж, гениальные теннисисты — не единственная редкость в этом мире. Шанс встретить настоящую любовь тоже выпадает человеку нечасто. А сногсшибательные доктора вроде Дэвида Макензи встречаются и того реже. Умом я давно понимала: надо быть дурой, чтобы упустить такую возможность. Наконец это стало доходить до меня на эмоциональном уровне — и я начала действовать.
Я позвонила Луизе и спросила, не знает ли она, где я могу «случайно» наткнуться на Дэвида, желательно в самое ближайшее время. Вскоре сестра доложила, что в пятницу он собирается с коллегами в пабе «Бен Невис» — отметить свой последний рабочий день в Западной больнице. Он переводится в другую клинику Глазго, заниматься педиатрией.
Мои верные подруги Кэти и Рэчел согласились меня сопровождать — при условии, что сначала мы зайдем еще в несколько пабов. Видимо, они справедливо полагали, что наблюдение за тем, как я выставляю себя на посмешище, — недостаточно масштабное развлечение.
«Бен Невис» — один из знаменитых виски-баров Глазго с атмосферой маленькой, уютной гостиной. Мы появились там в начале одиннадцатого.
Дэвида не было. За столами сидели небольшие компании, парочки, несколько одиноких мужчин, но никого похожего на моего прекрасного доктора. Я совершенно упала духом. Знаете, как бывает — идешь куда-то с единственной целью повидаться с кем-нибудь, а этот человек не приходит. Я постаралась притвориться, что мне все равно, но понимала, что мое разочарование так же очевидно, как если бы я заныла: «Ы-ы-ы, его здесь не-е-ету!»
Мы уселись за единственный свободный столик, и тут входная дверь распахнулась. Это был он. В одной футболке, хотя на улице стоял адский холод. Такой же красавец, как и всегда. Мы с Кэти сидели лицом ко входу. Она пихнула меня ногой под столом. Дэвид увидел нас и сразу же подошел, подхватив с барной стойки, у которой собралась одна из компаний, недопитый стакан. Должно быть, выходил поговорить по телефону — в руке он держал мобильник.
Я познакомила его с Рэчел, и они втроем с Кэти начали болтать про подготовку к Рождеству и планы на отпуск. Черт, ну почему в его присутствии у меня язык отнимается? Каждый раз одно и то же. Я изо всех сил стараюсь не выдать, насколько я от него без ума, и в результате сижу истукан истуканом. Через несколько минут, после неловкой паузы, он сказал, что ненадолго отойдет к друзьям.
Позже, когда обе наши компании вывалились наружу, Дэвид спросил, где я живу. Мой дом был всего в пяти минутах ходьбы. Он предложил проводить меня.
Возле моего дома мы встали, прислонились к стене и некоторое время не знали, о чем говорить.
Потом он взял меня за руку. Я-то думала, меня ждет еще один божественный поцелуй, но Дэвид просто смотрел на меня, слегка нахмурившись.
— Слушай, я… — Он с усилием сглотнул. — Ты мне очень-очень нравишься.
В такие моменты шестеренки у меня в мозгу крутятся раздражающе медленно. Только потом я понимаю, что можно было сказать то-то и то-то. А на деле или мямлю бессвязную чушь, или тупо пялюсь на человека, словно я наркоманка или умственно отсталая. Все понимаю, но сказать ничего не могу. Да и что мне было тогда говорить? «Ты мне тоже очень-очень нравишься»?
— Я просто подумал, что тебе, наверное, это не нужно. Ну… то письмо, потом неразбериха с эсэмэской и все такое… В общем, я вроде как начал кое с кем встречаться…
Я твердо решила не выдавать своих чувств, поэтому вид у меня, пожалуй, был просто слегка озадаченный. Луиза давным-давно меня предупреждала: некоторые девушки имеют на него виды. Черт, черт, черт. Я упустила свой шанс. Я все профукала.
Его голос донесся словно издалека:
— Пока рано говорить, насколько это серьезно, но я не хочу… ну… Я не хочу любовного треугольника. Пусть пока еще все очень зыбко, но я не хочу вставать на такой путь. Я уже проходил через это и знаю, насколько это мучительно. А я не хочу никого мучить.
А что, если признаться ему в своих чувствах? Но инстинкт самосохранения взял верх.
— Ничего-ничего, не волнуйся, — забормотала я. — Все нормально. Я тоже вроде как начала кое с кем встречаться.
